Девушки с картины Ренуара

Жид в своем «Дневнике» постоянно цитирует его хлесткие высказывания, а также называет его опасным дуэлянтом, всегда готовым взорваться. Кристину, возможно, сначала забавляли пылкость его заявлений и горячность возражений. Вероятно, она не сразу заметила за блеском спесь. Но она сама очень импульсивная, любит смеяться и подшучивать над окружающими. Ее не пугают провокации Луи — Кристина, чистое и умное дитя буржуазной среды, понимает комичность ситуации. В отличие от своей мягкой и покорной сестры, сама она очень язвительна и не боится при случае привлечь к себе внимание. Кристина слывет остроумной девушкой, вдобавок ее нелегко усмирить.

Под внешностью воспитанной барышни скрывается непокорная душа — недаром же Ренуар называет ее чертенком.

У Луи, не сразу сдавшего экзамен на бакалавра, но все-таки получившего одобрение жюри после устной переэкзаменовки в ноябре 1895 года, больше возможностей понравиться Кристине, чем у любого зубрилы, слишком послушного и чрезмерно правильного. К тому же Луи, студент юридического факультета, разбирается и в том, что любит его будущая невеста, — в живописи и музыке, а также в литературе. Луи покоряет ее, читая стихи Верлена, любимые ею так же, как и им самим. Эффектно выглядит и признание в безоговорочной любви к Морису Барресу, чьи романы «Под взглядом варваров», «Свободный человек» и «Сад Беренисы» Кристина читала и многократно перечитывала.

Большой интерес в ней также вызывали его статьи, регулярно публикуемые в ведущих журналах. Баррес, отличающийся хорошим языком, в своих книгах зовущий читателей к неведомым берегам, в то время кумир молодежи. Кристина впечатлена, что Луи ставит его так же высоко, как и она. Луи тоже нравится это — писатель, чей яростный национализм он вполне разделяет, вызывает отклик в сердце той, которую все предназначают ему. Кристина — красавица из хорошей семьи и с немалым приданым, обладает всем, чтобы ему понравиться, в том числе повадками «чертенка».

В двадцать лет Луи подумывал о том, чтобы писать для какого-нибудь из журналов. Век большинства из них был недолог, но они всегда бурлили идеями и противоречиями. Таких изданий насчитывалось предостаточно, и Луи читал почти все с большим увлечением. Журнал L’Art littéraire, основанный в 1892 году Луи Лормелем и художником Эмилем Бернаром, будит в нем желание стать издателем или журналистом, пишущим об искусстве. К этому его подталкивает удивительный тандем: Альфред Жарри (автор пьесы «Король Убю», только что имевшей огромный успех в театре) и Леон-Поль Фарг (пока еще начинающий поэт). Они дружат давно, еще со времен лицея Генриха IV, где они также готовились к поступлению в Эколь Нормаль. Луи, как и все его братья получивший среднее образование в лицее Карно, поддерживает дружеские отношения с Фаргом. Помимо всего прочего, юный поэт отличается такой же рыжей шевелюрой, как и он сам. Вместе с Морисом Кремницем (поэтом, писавшим под псевдонимом Морис Шеврие), с которым неразлучен Фарг, они образуют, по меткому замечанию товарищей, «троицу рыжих».

Но поэзия Фарга лишь мимолетно заденет Луи, не оставив в его душе глубокого следа. Луи ищет себя, как ранее искал себя его брат. Он не знает, на что тратить свои силы, куда прикладывать энергию. Стать ли адвокатом? Поэтом, как Фарг? Романистом, как Баррес? Эссеистом и журналистом в искусствоведческих изданиях?

Иногда он даже видит себя археологом. Луи много читал Шатобриана, Флобера и Барреса, для которых Восток был не пустым звуком. Именно они стали его крестными отцами в литературе. Под влиянием этих писателей Луи избрал путь, далеко уходящий от проторенных дорожек семьи Руар. Одновременно с другими науками он учит арабский язык и занимается египтологией.

В ноябре 1899 года, примерно через год после женитьбы Эжена, Луи уезжает в Египет. Он проведет в Каире целый год, обосновавшись во Французском институте восточной археологии. Лишь один раз за это время он посетит Париж — в мае 1900 года, когда приедет на свадьбу брата Эрнеста с Жюли Мане.

Луи состоит в регулярной переписке с Дега, которого традиционно занимают «восхитительные» послания новоиспеченного египтолога. Дега просит Луи писать еще и еще. «Ты мне доставляешь [в письмах] такое удовольствие», — признаётся художник. Через Дега Луи получает сведения о членах семьи, в частности об Эрнесте, который, «прежде был робким и холодным, а теперь стал непринужденным и горячим» — после помолвки с Жюли. Главное, что Дега одобряет Луи и радуется тому, что тот решил побывать в Египте.

Он прячет привязанность к Луи под веселыми россказнями, но нисколько не подозревает о важности подобного опыта для «дорогого дитяти», которому уже исполнилось двадцать четыре года. «Ты проводишь там самые лучшие годы своей жизни», — предполагает Дега, попадая в яблочко. В 1904 году, откровенничая с Альбером Шапоном, редакционным секретарем одного из журналов, Луи подтвердит это. «Никогда не был я таким счастливым, таким цельным, таким сильным, таким пылким, как тогда. Я был в одиночестве среди пустыни, в компании одного араба, который не произносил в день и пары слов. В часы тоски я до сих пор чувствую утрату этой неприрученной, дикой свободы».

Создается впечатление, что этот неисправимый индивидуалист там, в Египте, находился в полном согласии с самим собой. Суматошная светская жизнь в Париже его быстро начинает раздражать и бесить, невзирая на хорошие отношения внутри семьи. Напрасно он будет стремиться во Франции к той же внутренней гармонии. Больше он никогда не узнает полного счастья.

Пребывание в Египте наполнило его солнечными образами, которые навсегда врезались в его память. Оттуда он вынес мысль о цивилизации, соответствующей его представлениям о собственной избранности, полной красоты и величия. Долины царей и цариц, широкие ленивые воды Нила, пахучие тени финиковых пальм, скрытые покрывалами силуэты у источников, храмы, достойные богов, холодные камеры усыпальниц, многолюдные, густонаселенные города, пирамиды в Гизе, Александрийские сады… «Несомненно, в Лувре и других европейских музеях, — напишет он по возвращении в журнале La Revue naturiste, которым руководит Сен-Жорж де Буэлье, один из его друзей, — вполне можно ощутить волшебную силу древнеегипетского искусства. Но чтобы глубоко понять его, чтобы восхититься им во всем его великолепии, нужно его увидеть там, где оно родилось и развивалось. Тогда оно является прекрасным плодом окружающей природы. Тех, кто мог созерцать его проявления, оно вдохновляет так же, как самый безупречный из шедевров».

Луи возвращается, привезя с собой также коллекцию танагрских статуэток, которая займет место среди полотен импрессионистов и японских эстампов семьи. Они даже увековечены на картине Дега — он изобразил Элен Жакоб-Демальтер, мать Луи и его братьев, незадолго до ее смерти, ласкающей одну из этих фигурок. Возможно, Луи так привязан к ним из-за этого детского воспоминания.

В глазах Кристины, также обожающей Египет — она тоже читает Шатобриана! — Луи окружен таинственным ореолом Тысячи и одной ночи. Луи Руар не только разделяет все моральные ценности ее клана, в нем, кроме всего прочего, живет дух здоровой провокации. А еще претендент на ее руку волнующе сексуален и слывет дамским угодником.

Однако же у Луи «день на день не приходится, он или любезен, или придирчив», как пишет о нем Эжен. Луи нетерпелив. Он злится. Он сопротивляется. Эжен жалуется на него, поскольку тот действует ему на нервы, мешая готовиться к экзаменам на степень бакалавра.

Он может быть блестящим и обаятельным оратором, а через несколько секунд превращаться в злого и несдержанного критикана, ворчливого брюзгу. Хорошо знающую его Жюли Мане забавляет, что он прожил целую неделю в деревне у Эжена и Ивонны, куда она тоже была приглашена, не сказав никому ни единого слова. Это случилось летом, перед его отъездом в Египет, когда был в не в ладах с отцом — Луи таким тоном попросил у него денег, что Анри Руар назвал его чудовищем. В общем и целом Луи — невозможный, но очень привлекательный человек. Он очень увлеченный и непредсказуемый, он полон жизни. С ним не соскучишься!

С Андре Жидом у него почти такие же сложные отношения, как у Эжена. Жид для Луи Руара кто-то вроде названного брата, конкурирующего с тремя родными. В литературе Андре — пример Луи для подражания, авторитетный старший товарищ. «Сегодня утром в тени под липами я прочитал “Топи”, — пишет Луи писателю в мае 1895 года о романе, посвященном Эжену. — Другие ваши книги наполняли меня восторгом, эта же очаровала, как грустная улыбка. Мне казалось, что я беседую с братом и другом, потешаюсь вместе с ним над комичностью жизни, а иногда осознаю ее однообразное уныние и едва сдерживаю рыдания». Уверенный, что найдет в писателе утешение, которого не находит или редко находит в братьях, Луи часто откровенничает с ним.

Кристина тоже рада появлению новых друзей. Вернувшись из семейной поездки в Нормандию, она пишет об Андре и Мадлен: «Они оба очаровательны, он — своей бесконечной воодушевленностью, она — своим неисчерпаемо добрым сердцем». Восторг Луи заразителен.

Даже сам Эжен, считающий Луи несносным юнцом, считает себя обязанным обратить внимание Жида на его искренность и несдержанные порывы: «Ты можешь не сомневаться в его словах. Так, как он говорит о тебе, он мало о ком еще говорит».

Луи редко проявляет «добрые» чувства. В его окружении есть всего несколько человек, не страдающих от приступов его гнева или язвительности. Эти людей он отобрал по каким-то загадочным критериям. Луи импульсивен, действует, не раздумывая, и легко приходит в ярость. Не умея держать себя в руках, он выплескивает свой гнев в бранных словах. Луи вспыхивает, извергает пламя, а потом снова начинает брюзжать (впрочем, брюзжание и мрачный юмор — общая черта братьев Руар). Этот остроумный и красноречивый обольститель, самый скандальный, самый трудноприручаемый и самый порывистый из четырех братьев, легко переходит от веселья к унынию. А еще он способен рассориться с лучшими друзьями и родными — Жиду однажды пришлось лично убедиться, как он умеет хлопать дверью.

Луи, этот дамский угодник, не разделяющий склонности Эжена к маленьким алжирским музыкантам, — коварный соблазнитель. Как говорят в семье, мало кто из женщин может устоять перед ним.

Однако в семье Лероль он пользуется доверием, как и все прочие представители семейства Руар: наследник немалого состояния, происходящий из семьи, в которой почитают искусство, представляется очень удачной партией. Луи еще не нашел своего пути и довольствуется тем, что живет на ренту (материнское наследство вдобавок к отцовской помощи). Эжен с дипломом агронома, видимо, казался более надежным претендентом. Но Луи увлечен литературой и искусством, а семья Лероль умеет это ценить. Тем более, что Дега изо всех сил старается убедить их в том, что Луи Руар — лучший выбор для Кристины. А Анри Лероль так же, как его тезка Руар, не сомневается в интуиции гениального художника, даже если это касается матримониальных планов.

Помолвка состоялась по возвращении Луи из Египта в Париж. Венчание, по семейной традиции, произошло в церкви Сен-Франсуа-Ксавье 14 февраля 1901 года. Свидетелями стали Алексис Руар (дядя Луи) и Эдгар Дега со стороны жениха, а также Жан Лероль (двоюродный брат, сына Поля Лероля) и Морис Дени со стороны невесты. После венчания был дан скромный обед на авеню Дюкен, а вечером состоялся другой, на улице Лиссабон. На этот раз Андре Жид присутствовал на торжестве…

В январе Луи опубликовал в журнале La revue d’art dramatique статью «Египетский театр». Через полгода в издании La revue naturiste напечатали его статью «Египетское искусство», где Луи Руар утверждал, что оно «полно логики, ясности и высокой духовности». Его свадьба с Кристиной была огранена этими манифестами, в которых он говорит о своей глубокой любви к пейзажам и сокровищам древней цивилизации.

В свадебное путешествие они, как и Эжен с Ивонной, отправились в Италию. В сравнении с Египтом она, наверное, показалась Луи слишком обыденной, а их путешествие больше способствовало приручению молодой жены, вышедшей из-под семейной опеки. Ранее Кристина вряд ли выезжала дальше Биаррица или Аркашона…