Уже с утра, едва проснувшись, Сенька был полон предприимчивости; как дух беспокойства, двигался он по деревне — на правой ноге ботинок, на левой валенок, одно ухо ушанки торчит вверх, другое вниз, под носом зеленые сосульки, руки в красных цыпках. Оказавшись во дворе больницы, он дергал за хвост кошку, прохожим показывал кукиш и деловито устремлялся в конюшню и на молочную ферму. По привычке он каждое утро торопился в детский сад, чтобы через полчаса удрать оттуда. Сеньке нравилась самостоятельная жизнь, а в детском саду приходилось подчиняться всяким скучным распоряжениям, топтаться в хороводе с флажком в руках и петь: «Мы хорошие ребята…»
Анька часто обвиняла воспитателей — дескать, они не понимают, что к ее мальчишкам требуется индивидуальный подход.
— Какие-то неграмотные остолопы поставлены воспитывать моих детей! — возмущалась она.
Дрались братья между собой до крови, как молодые петушки. Анька просто удивлялась, всплескивала руками и хвасталась:
— Как раз такими и должны быть мальчишки. Маменькиных сынков мне не нужно.
Когда Аньке надоедали жалобы, все эти знакомые истории: Сенька отрезал у девчонки косу и курил сенную труху, Петька ударил приятеля ногой и порвал его рисунок, — она без разговора выгоняла жалобщиков из комнаты.
— Тоже мне! Слышать не желаю всякую брехню.
Иногда она все-таки ворчала и на виновников, подымала готовую ударить руку или замахивалась чем попало.
— Сенька, щенок негодный, я тебя убью! Пошел вон!
Сенька бросался наутек, а Анька смеялась вслед:
— Вот бандит!
Спасаясь от бомбежек, Анна Ивановна Липкина прибыла сюда прошлым летом из Минска с двумя полураздетыми ребятишками. Теперь она каждый день меняла платья, и ее коротенькие белые пальцы были украшены золотыми кольцами, а в запястье впивались бельгийские часы с маленьким циферблатом.
Однажды она неожиданно пришла к Кристине. Тильде предложила гостье сесть. Анька внимательно разглядывала их скромную каморку, жаловалась на трудности войны, проклинала фашистов, рассматривала атласное одеяло на постели и рассказывала о своем дорогом муже, которого спасает от пули ее великая и чистая любовь. Она пылко осуждала тех женщин, которые не умеют хранить свою честь, в то время как их мужья проливают кровь за родину. Лицо Аньки выражало неподдельное огорчение, и на ее зеленые глаза наворачивались слезы.
Тильде пыталась успокоить гостью и верила, что все нехорошие разговоры про Аньку — вранье.
— Красивое одеяло, — сказала Анька сквозь слезы. — Как раз такое мне ужасно надо. Совсем новое?
— Перед войной купили, — сказала Тильде.
— Продать не хотите?
— Ой нет.
Тут гостья заметила висящее на гвозде пальто:
— Атласная подкладка! У нас ставят на пальто подкладки из цветного ситца. Но атласная гораздо лучше. — Анька встала, больше ничего интересного заметить не удалось. — Если надумаете продавать, сразу тащите ко мне.
Кристина покачала головой.
— Могу деньгами заплатить, могу дать хорошей белой муки. Подумайте. — В дверях Анька повернулась и радушно объявила: — Послезавтра у нас будут пирожки с рисом.
С Аньки и ее пирожков и начались, пожалуй, все неудачи Кристины…
Подавленное состояние Кристины серьезно беспокоило Тильде, но девушка избегала расспросов и объяснений.
— Со мной ничего не случилось! — И, чтобы мать оставила ее в покое, со слезами говорила: — Дети не слушаются. Не учат, ничего не знают, мне с ними не справиться.
Почему все вещи издалека представляются совсем иными, чем они есть на самом деле?
Когда-то давно Кристина представляла себе уборную актрисы залом с зеркалами от пола до потолка, где надевают сверкающие наряды, куда приносят корзины цветов с визитными карточками поклонников. В действительности театральные уборные оказались жалкими, холодными, пыльными каморками, а шикарные платья — иллюзией.
И теперь каждый день приносил Кристине новые разочарования.
Старательно и с удовольствием она составила конспекты, внимательно изучила учебную программу, выгладила свое коричневое шерстяное платье и пришила к нему белый воротник.
Какое нетерпение и радость чувствовала она перед своим первым уроком! Но, войдя в класс, с ужасом увидела, что дети устроили кучу малу, дерутся и катаются по полу. Кристина долго беспомощно ждала у дверей, прежде чем затихли взрывы смеха, прекратилась возня и ученики наконец сели за парты.
— Нам холодно, и мы согревались, — весело объяснили они. На девочках были ватные пальто, платки, завязанные узлом на спине, на мальчишках меховые шапки, надвинутые на нос, и даже во время письма никто не снимал варежек.