Девушки со странностями

Короче, теперь я сижу перед монитором своего упыря, печатаю о них статью и редактирую фотографии. Они получились превосходными, и их не испортила даже моя феноменальная криворукость. Если редактору не понравится, я его однозначно зарежу!

Дневник Сержа

25 марта

Ирэн Ледуайен меня ненавидит — плевать.

Я привык, что женщины меня либо избегают, либо обожают. Хотя девушку, которая сторонится, соблаз нять намного интереснее, чем ту, что с выжидающей покорностью добровольной жертвы заглядывает в глаза. Правда, слишком долго ждать тоже неинтересно.
Однажды я добьюсь Ледуайен, а пока я узнаю её заочно: что она любит, куда ходит, с кем… Повсюду мои люди. Марк постоянно с ней контактирует. Он уже рассказал мне несколько пикантных историй об Ирэн и Жаклин.
Другой шпион — друг и сосед по комнате Люка — числится в их «одичалом» журнале фотографом и тоже видит её постоянно. Должен же он как-то отработать кучу бесплатных DVD, что я таскаю ему с работы.

Дневник Матильды

Бабушка показывала мне свои старые фотографии — ещё чёрно-белые.

— Ах, какой красоткой я была! — с хитрой улыбкой говорила она. — Не то что сейчас! Теперь я могу позволить себе так говорить. А тогда я совсем не знала, что красива, — у меня было столько комплексов из-за своих мелких недостатков! Цветущая молодость и красота правят этим грешным миром. Так что дорожи тем временем, пока ты молода, и всегда говори: «Я красива!», даже если так не думаешь ни ты, ни окружающие, а то годы пройдут, и это будет уже неважно… Молодость — это так стремительно: ты не успеешь поумнеть, как уже стареешь!

Папа приехал с работы злой и ворчливый. После ужина бабушка собрала нас в гостиной и приступила к сеансу психотерапии. Сначала папа настороженно вздыбился, а потом и вовсе ощетинился, как дикобраз.
— Я вообще не понимаю, в чём проблема! — С этой фразы обычно начинаются все наши проблемы. — Что плохого в том, что я приглашаю домой женщин? Хуже было бы, если бы у меня СОВСЕМ их не было.

— Ты травмируешь психику ребёнка, — заявила бабуля, сурово стукнув кулачком по подлокотнику.

— Я уже не ребёнок, — оскорбилась я.

— Слыхала? Она не ребёнок.

— Нет, ребёнок! Сколько тебе лет, кстати?

— Восемнадцать.

— Вот видишь! Ты в восемнадцать лет уже в госпитале работала.

— Это другое, то война была.

— Какая из двух? — поинтересовалась я. — Первая или вторая?

Бабуля поджала губы.

— Только не говори, что имеешь в виду войну в Алжире — тебе всё равно никто не поверит, — предупредил папа.

— Сейчас же прекратите надо мной издеваться! — возмутилась бабушка и снова накинулась на папу: — Ты своим… э… женщинам внимания уделяешь больше, чем собственной дочери!

— Значит, дело только во внимании?

— Конечно! Ей и так не хватает материнской заботы, а ты ещё делаешь её сиротой при живом отце!

— Пожалуй, мама, это перебор…

— Перебор — это тот бордель, что ты устроил на глазах у невинной девочки! Она сейчас растёт, становится взрослой, ей как никогда нужна твоя поддержка…

— Можно я пойду? — спросила я, зевая.

— Можно, родная.

Я вышла из гостиной и прильнула к двери. Теперь они начнут говорить действительно то, что думают.
— Можно я тоже пойду? — попросился папа.

— Нет! Тебе нельзя! Сядь! Послушай… Не губи её. Всё намного серьёзнее, чем ты думаешь. Ты для неё сейчас — архетип мужчины, прототип её будущего мужа. И её ревность — эта та же самая ревность, которую испытывала бы женщина к любимому мужчине, понимаешь?

Папа был явно ошеломлён.

— Н-нет…