На углу кухонного стола лежал серебристый портативный компьютер – в захламленной, бедно обставленной кухне он смотрелся инородным элементом. Валик откинул изящную крышку, выбрал самый большой шрифт и напечатал: «Лучше остановись, подонок. Я все про тебя знаю».
По своему обыкновению, Филипп не вошел, а ворвался в ресторан «Садко», где договорился встретиться с Маратом Логуновым, чтобы обсудить работу над календарем. Марата ни за одним из столиков он не увидел. Собственно, ничего другого от главного редактора «Плейхауса» Филипп и не ожидал. Он раздраженно вздохнул – он терпеть не мог одиночества. Одиночество – это остановившееся время. Остановившееся время – это она. Азия.
Приветливая девушка-метрдотель встретила его так, словно он был ее супругом-полярником, только что возвратившимся из опасной экспедиции. «Хорошо ее выдрессировали», – подумал Филипп, лениво скользя взглядом по ладненькой фигурке, соблазнительно обтянутой форменным брючным костюмчиком.
– Вы какой столик предпочтете? – спросила она, улыбаясь ослепительно, как финалистка конкурса «Мисс Америка». – У окна? Есть замечательное место в глубине, у камина. И столик в нише – там не стулья, а диваны.
– У окна, – ответно улыбнулся Филипп. Девушка проводила его и, отодвигая стул, как бы невзначай коснулась локтем его обтянутого джинсами бедра.
– Рекомендую вам попробовать наше фирменное блюдо «Оргазм мартышки», – на полном серьезе сказала она, глядя ему в глаза.
– Что? – расхохотался Филипп. – Надеюсь, это не обезьяньи яйца?
– Ну что вы, – «мисс Америка», казалось, слегка обиделась на грубоватую шутку. – Это салат из тропических фруктов с итальянским мороженым.
– Вам нравится? – понизил он голос, красноречиво взглянув на ее напомаженный рот. Девушка невзначай облизнула губы, что, несомненно, означало полную боевую готовность.
Филиппу она не то чтобы очень понравилась. Хотя и было в ней что-то – ей бы сбросить пару килограмм да на подиум. Но принужденное кокетство было для него лишь способом хотя бы на время стряхнуть с себя сгущавшуюся тоску.
– О, – почти прошептала девушка. – О да. Мне нравится оргазм… – Помолчав несколько секунд, она многозначительно добавила: – Мартышки.
– Хорошо, позовите официанта. – Филипп отвернулся, давая ей понять, что разговор окончен. Томно вздохнув, метрдотель отошла.
«И почему на меня бабы так вешаются? – подумал Филипп, глядя в окно на облепленные подтаявшим грязным снегом деревья. – В парике я или без. Смуглый или блондин. Что во мне такого особенного? Не урод, конечно, но далеко и не Ален Делон…» Однажды одна из его любовниц сказала: «Ты холодный, как морозильник. Эмоций не больше, чем у манекена из музея восковых фигур. Ты не делаешь комплименты, а оскорбляешь. Издеваешься… Это так сексуально!» Вот и попробуй понять после этого женщин.
Женщины… Их лживые накрашенные глаза, их кокетливые ужимки, их неверность, их корысть. Он был уверен на все сто, что не сможет влюбиться никогда. Никогда не будет в его жизни марша Мендельсона и красавицы в белом декольтированном платье, торжественно произносящей «да». Не будет у него семьи, счастливой, как в рекламном ролике быстрорастворимого супа. Никогда. И все из-за нее. Из-за той, которая исчезла из его жизни много лет назад.
Филипп с такой силой сжал изящную вилку, что у него побелели костяшки пальцев. У него испортилось настроение – так было всегда, когда он вспоминал Азию. Надо срочно отвлечься, поговорить с кем-нибудь. Чтобы окончательно не сойти с ума.
Услужливый бесшумный официант принес прохладного белого вина. Молчаливой тенью постоял чуть поодаль, ожидая, пока Филипп попробует напиток. И, улыбнувшись уголками губ, исчез, стоило Филиппу кивнуть в знак того, что вино превосходно.
С наслаждением смакуя терпкую ароматную жидкость, он огляделся по сторонам. За одним из столиков сидела известная актриса Екатерина Лаврова. Этот ресторан – Филипп давно заметил – был чем-то вроде музея, только вместо экспонатов – знаменитости. Лаврова задумчиво скучала над тарелкой с красиво свернутым салатным листом. Видимо, лист представлял собою ее обед. «Тоска-то какая», – подумал Филипп и отвернулся. За соседним столиком он приметил эффектную кудрявую брюнетку – девушка сидела к нему почти спиной, и он видел только край ее щеки и маленькое розовое ухо. Брюнетка была вся одета в кожу, красные кожаные штаны так туго обтягивали ее задницу, словно она в них родилась. Почувствовав чужой внимательный взгляд, беспардонно замерший на филейной части ее тела, девушка обернулась, и Филипп вздрогнул, едва не опрокинув себе на колени фужер с вином: нос красотки был крест-накрест заклеен широким медицинским пластырем. Внезапно лицо незнакомки просветлело.
– Филя! – жеманно воскликнула она и, ловко подскочив к нему, клюнула Филиппа куда-то в подбородок своими блестящими от перламутровой помады губами. Филипп вежливо улыбнулся, но на всякий случай отодвинулся назад; в голове его мелькнула тревожная мысль: а не сифилис ли у нее? Нос-то с какой стати заклеен?
– Ты что, не помнишь меня? – огорчилась брюнетка.