Девушки выбирают героев

Погода совсем расквасилась. Когда Женя выходила из заводской проходной, даже чуть-чуть подмораживало, и все вокруг было осыпано белой, скрипучей под ногами крупкой. Сейчас потекло все: и залежалый снег, и утренняя крупка. Хотя она, конечно, стаяла первой…

Жене было очень жарко в тяжелой дубленке. Она расстегнула две верхние пуговицы и ослабила шарф. Не помогло. Сашины так и не смытые поцелуи отслаивались и стекали с ее тела вместе с отвратительными струйками пота. Пора срочно переодеваться в демисезонную куртку.

От улицы Ижорского Батальона до Жениной Тверской идти было довольно далеко. Можно, конечно, поехать на автобусе, но для транспорта такое расстояние – сущий пустяк. Если автобус подойдет быстро, то Жене, еще толком не очнувшейся от объятий одного мужчины, придется прямо в таком вот не очнувшемся виде возвращаться к другому. Пожалуй, момент возвращения нужно как-нибудь отдалить. Хотя бы дорогой. И Женя, скользя, то и дело сползая в лужи и чертыхаясь, что очень отвлекало ее от дум о Саше, пошлепала пешком.

Надо сказать, что Женя не любила межсезонья. Ей всегда было лень доставать из шкафов слежавшуюся одежду, гладить, чистить и приводить в порядок. Она никогда не спешила, тем более что питерская погода очень любит меняться. Только припрячешь зимнюю одежду, а тебе – раз – и сугробы по колено, и еще дополнительно минус пятнадцать по Цельсию. Женина мама тоже, очевидно, не любила межсезонья и никогда не спешила переодевать дочь. Когда Женя была девочкой, всегда дольше своих друзей ходила в мутоновой шубке. Это было невыносимо. И не потому, что жарко. В детстве плохо разбираешься, когда жарко, а когда холодно. Невыносимо, потому что не как все.

…Однажды весенним днем, еще в бытность на улице Вокзальной, Женя вышла во двор в своей желтой мутоновой шубке и в рыжей шапке из искусственного меха с брошкой в виде розового утенка, небрежно приколотой где-то напротив правого уха. Галка с Людой Никольской, разумеется, уже переоделись в драповые пальто. У Люды оно было рябое и очень взрослое. Потом Женя узнала, что такой черно-белый узор ткани называется «куриная лапка». Галку уродливо обтягивало что-то жалко-кургузое неопределенного цвета, но зато без унизительного мутона. До пяти часов Женя промаялась в своей шубе, как представитель национальных меньшинств среди основной массы населения страны, а потом пришел с работы папа. Он весело крикнул: «Женька, ты чего ходишь как снеговик?» – и разрешил ей переодеться. Дочь мигом вытащила из шкафа жутко мятое пальто, красное в черную клетку, и вязаную «сотами» шапку. Вечный хвостик на макушке образовал посреди ее головы нечто вроде трикотажного рога, но Женю с папой он ничуть не смутил, равно как и жеваное пальто.

Во дворе к этому времени осталась одна только Люда, которая переговаривалась с высунувшимся в окно танцором Леней Долинским. Женя радостно подскочила к Люде. Долинский тут же захлопнул фрамугу. Видимо, его тонкую артистическую натуру оскорбил вид демисезонной Жени. Люда не успела как следует огорчиться исчезновению Лени, потому что в тот же самый момент из соседнего подъезда вышла на прогулку Валька-Который Час. В шубе. Не в мутоновой, что еще куда бы ни шло, а в очень пушистой, из серого кролика. И в шапке. Непонятно из кого, но тоже очень по-зимнему меховой. Даже вечная Валькина кукла была замотана в огрызок какого-то рыженького клочковатого меха. Люда с Женей обнялись, как две молочные сестры, и, не сговариваясь, в унисон три раза пропели Вальке-Который Час самую подходящую для такого случая песню: «Зима-лето-попугай, наше лето не пугай!» Валька скуксилась, съежилась и убралась обратно в свой подъезд, где и простояла за дверью, пока не распалась стихийно образовавшаяся пара Жени с Людой. Никольская, чтобы не позориться рядом с мятой Женей, тут же вспомнила о каких-то своих взрослых делах и ушла со двора. Женя еще немного одиноко послонялась среди луж, промочила ноги и была уведена домой возвратившейся с работы мамой, которую чуть не хватил удар при виде дочернего вязаного рога, неглаженого пальто и закрученных винтом на тонких ногах толстых синих рейтуз…

Нынешняя взрослая и очень вспотевшая под дубленкой Женя поражалась тому, что бывшим друзьям из старого двора вдруг довелось встретиться, да еще в такой щекотливой ситуации. Разумеется, синий халат, зубная щетка и пластмассовая заколка принадлежали Никольской. Если она и не была Сашиной женой, то явно была главной среди любовниц. Она так и сказала: «Вы приходите и уходите, а я остаюсь». Неужели их отношения тянутся с детства? Тогда она действительно главная. Даже главнее какой-то там временной жены…

Женя огорчилась тому, что уже приспособилась к дороге и опять сползла мыслями к Ермоленко. Надо его отрезать от себя, хотя бы на сегодняшний вечер, тем более что ее дом уже практически в двух шагах. Стоит только завернуть за угол – и все…