Девушки здесь все такие милые

Однажды по пути в Баттс-А меня остановил полицейский. И ведь у меня было время подготовиться, придумать, что я скажу. Тем не менее он застал меня врасплох.

– Амброзия Веллингтон! – услышала я. Это был тот самый офицер, который меня допрашивал, по фамилии Фелти, – с голубыми глазами и любезной улыбкой. Ноги у меня подкосились. Я боялась не справиться без Салли – без ее наставлений, что говорить и как.

– Чем могу быть полезна?

– Я хотел бы отнять у вас пару минут времени.

Мы дошли до Саммерфилдса и сели за столик у окна. Я взяла черный кофе, хотя ненавидела гнилостное жжение, которое он оставляет в желудке. Интересно, это у полицейского Фелти такое хобби – разгуливать по университетским кампусам и приглашать девушек на чашечку кофе – или он пытается добиться, чтобы я расслабилась, словно в привычной среде обитания язык у меня развяжется и я выложу все, что он хочет услышать?

– Спасибо, что согласились уделить мне время, – сказал Фелти. Очень он трепетно относится ко времени, надо сказать. Наверное, до ужаса пунктуален, из тех людей, которые шипят на жену, если он уже готов к выходу, а ей нужно еще две минуты на сборы.

– Ну что вы, – отозвалась я. Кофе обжег мне десны. – О чем вы хотите поговорить? Я вам все рассказала про тот вечер. – Последние два слова вышли приглушенные, словно подушкой придушенные.

– Я знаю. – Он выудил пакетик мятного чая из чашки и хлюпнул его на стол. – Но остались некоторые пробелы, и я надеюсь, что вы поможете мне их заполнить. Последовательность событий вызывает вопросы.

Я инстинктивно втянула голову в плечи.

– В начале вечера Кевин был с Флорой. Вы сказали, что видели их в районе девяти тридцати. Другие свидетели говорят, что между ними прямо на танцполе произошла ссора – чуть до рукоприкладства не дошло, спасибо окружающие вмешались.

Я кивнула. У меня мелькнула мысль, что, может, лучше мне вообще ничего не говорить, а потребовать адвоката. Но адвокаты нужны только виновным. А я всего-навсего свидетель и именно в этом статусе должна остаться.

– После ссоры вы и Слоан разговаривали с Флорой. Убеждали ее: на что, мол, тебе сдался этот Кевин.

– Это был просто девичий треп.

Не помню, чтобы говорила ему такое. Откуда он знает? Внезапно моя версия, наша версия, стала извивающейся склизкой рыбиной, выскальзывающей из рук.

– Ну да. Девичий треп. – Тон у него стал жестче. Он что-то знает. Он знает. – Но вот что было дальше – я никак не разберусь.

– Мы танцевали. Пили. Много пили… Все как в тумане.

– И вы не уединялись в туалете с Кевином Макартуром.

Я помотала головой. Все-таки кофе брать не стоило. От него меня всю как-то разболтало, и казалось, что, если помотать головой слишком интенсивно, мозги съедут набекрень.

– Я ведь вам уже говорила, что ничего подобного не делала. – Слава богу, голос у меня звучал ясно, даже негодующе – Салли бы одобрила. – Зачем вы пришли? Опять мусолить эту тему?

– С вечеринки вы не уходили? В общежитие не возвращались?

– Нет. – Хотя я сказала правду, прозвучала она как ложь.

Он улыбнулся – видимо, это была попытка изобразить непринужденность.

– Кевин Макартур ленится длинно писать. Мальчик смышленый, в Дартмут поступил. Но если почитать его эсэмэски, создается впечатление, что с пунктуацией он не в ладах, – он слегка наклонил голову, словно приглашал меня вместе с ним посетовать: «Ох и молодежь нынче пошла!»

Письма Кевина были пересыпаны всякими «ок» и «лол» – лодырские сокращения, свидетельство фамильярности. Но эсэмэски, которые мы – я – отправили Флоре, были написаны по всем правилам орфографии, и теперь я понимаю – паника разрывает череп изнутри – что на этом мы и погорим.

– Ничего об этом не знаю, – отрезала я. – Мы с ним, в сущности, незнакомы. Никогда не переписывались. Я вообще мобильником мало пользуюсь.

При этом у меня на нем хранится фотография Флоры с летчиком. Только бы он не попросил у меня телефон. Если попросит, я потребую адвоката.

– Меня что настораживает, – продолжил Фелти. – Все в один голос твердят, что в тот вечер Кевин был вдребадан пьян. Как же он при этом умудрялся строить такие безупречные предложения?

Молчание воздвиглось между нами кирпичной стеной – толстое, непроницаемое.

– В нетрезвом состоянии люди часто ведут себя иначе, чем обычно, – сказала я.

– Вы со Слоан много времени проводите вместе.

– Мы лучшие подруги. Конечно, мы много времени проводим вместе. – Я обхватила руками пустую кружку и вспомнила фарфоровую «Подругу» и ее разбитую товарку.

– А нет ли у вас обыкновения совершать совместные вылазки в Дартмут?

Я стараюсь скрыть потрясение, но судя по выражению его лица, в этот миг маска с меня спадает. Про Дартмут-то он откуда узнал? И вдруг я подумала, что Салли, возможно, тоже сейчас где-то пьет кофе и отвечает на вопросы другого такого Фелти. Но из нее никто ничего не вытянет. Она всех отошьет.

– В Дартмут? – повторила я. Язык у меня так распух, что еле ворочался во рту. – Нет, такого обыкновения у нас нет. Но однажды мы там были, да. Салли понравился один парень, который там учится. Мы съездили на вечеринку и на следующий день вернулись.