Я наслаждался грузинскими винами и не спускал глаз с Дзвинки. Я чувствовал к ней что-то большее, чем симпатию, а наблюдая, как прижимает ее Додик, даже нервничал, и мне казалось, что это достаточно заметно, поэтому я пытался поскорее напиться. Но распивание на природе имеет то подлое свойство, что опьянения не чувствуешь до тех пор, пока не попадешь в помещение. После «Калифорнии» прозвучало «Вот кен ай ду», и мне стало ужасно грустно, что это не я качаюсь сейчас в танце с Дзвинкой, а этот тупорылый чекист с толстым задом. А тут еще и Дзвинка в те моменты, когда поворачивалась лицом к столам, то смеялась мне, то показывала язык, делая комические мины и всем своим видом демонстрируя, как достал ее этот Додик. Из-за этого я должен был все время ловить ее взгляды, потому что когда я один раз отвернулся, то потом она погрозила мне кулачком.
Было около часа ночи, когда господа в сопровождении милых девочек поплелись спать.
– Пойдем и мы, – зевнул Мыкола, шатаясь.
Я был почти трезвым. Это меня угнетало. Поэтому я утащил со стола бутылку чинзано.
Когда все мы оказались в холле, я вдруг громко чертыхнулся: я ведь забыл передать записку Дзвинке!
Тем временем пары уже поднимались по лестнице.
– Ваша комната – там! – ткнул толстым пальцем Додик, когда я уже поставил ногу на ступеньку.
Наша комната находилась в правом крыле нижнего этажа. Ведь мы к ответственным товарищам не принадлежали. Ну и плевать! Но как же передать записку?
Тут в поле моего зрения попал какой-то чмурик, который нес на вытянутых руках целую гору полотенец. В один момент я, ткнув Мыколе бутылку и шикнув: «Иди, я сейчас», как будто ненароком споткнувшись, налетел на чмурика так, что гора полотенец накренилась и должна была вот-вот рухнуть на пол, если бы я вовремя не перехватил ее. Таким образом, у меня в руках оказалась половина этих полотенец. Тот ошарашенно заморгал маленькими глазками.
– Ничего, – сказал я. – Идем, я помогу.
– Ну что вы, спасибо… я сам… – пробормотал он растерянно.
– Идем, идем, – бросил я уже с лестницы, и ему ничего не оставалось, как поплестись за мной.
Наверху я никого уже не застал, пары были в своих комнатах.
– Полотенца! Полотенца! – воскликнул я, несмотря на перепуганное шипение чмурика.
Расчет был прост: за полотенцами должны выглянуть девушки. А если сам будешь стучать в двери, то обязательно на кого-нибудь наткнешься.
– По три полотенца на человека! – услышал я за спиной.
«Весело живут!» – подумал я. Аж по три! Если выглянет Додик, то можно будет передать записку через любую из девушек. Но выглянула все-таки Дзвинка. Я молча избавился от записки и шести полотенец, подмигнул ей и, крутанувшись на каблуках, свалил остаток полотенец чмурику на руки.
– Что-то у меня живот разболелся, – ляпнул я первое, что пришло на ум, и исчез.
В нашей комнате было два больших топчана. Мыкола уже блаженно храпел, даже не раздевшись. Я распахнул окно, налил себе в стакан чинзано и, умостившись на топчане, принялся представлять, что происходит в комнатах наверху. Но моя фантазия была еще слишком убогой в этой отрасли. Спать почему-то не хотелось. Должно быть, из-за полного желудка. Но, как назло, в комнате не было ни одной книги. Только на прикроватной тумбочке лежала стопка «Советского агитатора» и несколько газет. Я развернул одну. И увидел фото Леонида Ильича. Генсек стоял за трибуной. А ниже публиковали очередную программу о том, как высоко поднялся наш жизненный уровень. Со скуки я уткнулся в нее и начал читать. Под чинзано это дело шло резво. Через несколько минут я уже не читал, а вполголоса напевал «речь любимого вождя», словно арию модерной оперы «Кремлевский цирюльник». За этим милым занятием я и заснул.
Проснулся я от громкого стука в дверь. Пока Мыкола шел открывать, я глянул на часы – без пятнадцати одиннадцать.
В дверях вырос бармен:
– Вы не видели Додика? – спросил он испуганным голосом.
– Еще не хватало, чтобы мы его во сне видели, – буркнул я.
– В комнате его нет. Уже который час, а я не знаю, какой распорядок. Накрывать стол или нет? Нужно ведь еще машины для гостей вызвать. Что он себе думает?
– Вот ты об этом у него и спроси.
– Но там нет никого.
– И Дзвинки нет? – удивился я, и неясная тревога вдруг подняла меня с кровати и заставила одеться.
– Нет никого.
– А остальные гости?
– Там везде тихо. Видно, спят еще.
– Вот история! – почесался Мыкола. – Может, они где-нибудь под пальмой залегли?.. И такое случается.
– Конечно, любовь творит чудеса, – сказал я и пошел на второй этаж.
В комнате было все вверх дном. Постель лежала скомканная на полу, валялись перевернутые кресла, битые фужеры и цветочный горшок, на ковре темнело большое мокрое пятно. Я наклонился, неизвестно зачем ткнул в него пальцем и понюхал. Вино.
Что за комедия? Куда они могли деваться? Может, в парке?
Когда я спустился, там уже рыскали бармен с Мыколой. Они заглядывали под кусты и звали:
– Додик! Додик!