Дездемона умрет в понедельник

— Ну же, успокойтесь! — взывал Самоваров. — Это нехорошо. Надо держать себя в руках. Вы же мужчина!

Наконец Уксусова удалось усадить на раскладушку. Он вытер лицо рукавами.

— Не знаю, чего я так расклеился. Это все Кыштымов, — объяснил Юрочка. — Сидит, водку пьет и посмеивается. Довыступалась, говорит, Таня. За упокой души пьет — и смеется.

Он теперь только заметил Настю.

— Здравствуйте, — сказал он смущенно и застегнул какую-то пуговицу на животе. — Я тут…

— Ничего, ничего! Выпейте воды!

Настя оглянулась вокруг, схватила с подоконника чашку в красненький горошек, еще пахнувшую кучумовкой, и умчалась в ванную.

— Это моя девушка, — пояснил Самоваров.

Уксусов кивнул.

— Я, собственно, к вам не плакать шел, извините, — сказал он. — Я только что от Кульковского. До чего человек хороший! Он совсем убит.

Самоваров представил откормленного румяного Вовку среди белизны и кружев и усомнился насчет его убитости. Но кто знает, Таня эта такая резвая была!

— Как там Кульковский? — спросил Самоваров.

— Лучше ему, — ответил Юрочка. — До чего хороший, душевный человек! Я ему банку меда снес (дядька привез из деревни), так он сразу целую тарелку съел… Хороший, душевный, переживает. Как узнал, что никого не арестовали, тут же сказал: «Это дело темное. Самоварова надо звать».

— Меня-то зачем? — не понял Самоваров.

— Я знаю всё, — значительно заявил Юрочка и подмигнул опухшим мокрым глазом. — Все про вас знаю!

— Что все? — Настя вернулась с чашкой воды и забеспокоилась, что сама не знает о Самоварове чего-то главного.

— Я ваши все дела знаю. Про убийство банкира. И про то, как в музее картины воровали, а вы стреляли в мафиозов и прыгали с крыши.

— Ниоткуда я не прыгал, — поморщился Самоваров. Но Юрочка не поверил:

— Кульковский не соврет! Он сам видел, как вы прыгали прямо на бандита и сбили с ног приемом.

— Кульковский тогда тут, в Ушуйске, сидел. Что он мог видеть? Ничего такого я не совершал, вранье все это.

— Нет, не вранье! Как же не совершал? — возмутилась Настя. — Если даже не прыгал с крыши, какая разница. Вы знаете, — повернулась она к Юрочке, — Николай Алексеевич удивительный, это правда! На моих глазах он за сутки раскрыл два убийства! В Афонине! И там как раз стреляли. Страшно было невозможно!

Она с гордостью собственника обняла Самоварова. «Батюшки! да не считает ли она меня героем, способным на стрельбу, кикбоксинг и прочие ужимки и прыжки? Не думает ли, что супермена подцепила? Что мне же тогда делать? Как соответствовать?» — подумал он.

— Вот видите! — обрадовался Юрочка. — Нет, вы не думайте, я знаю, как это делается. Книжки-то читаю.

Он вынул из кармана несколько десятирублевых бумажек и даже немного мелких монеток и положил все это на розовое казенное одеяло, покрывавшее самоваровскую раскладушку.

— Что это? — округлил глаза Самоваров.

— Аванс. Задаток. Потом я смогу больше, с зарплаты! Вы знаете, чем… кем была для меня Таня. А этот козел!.. Там, в квартире, говорят, никаких следов, только Витя с Эдиком понатоптали. Говорят, прорабатывается сколько-то версий. Да разве у нас кого когда находят? А мне надо, чтобы его посадили!

— Кого?

— Козла этого, Карнаухова. Надо, чтоб его посадили! Сделайте это для меня!

И Юрочка двинул по розовому одеялу задаток. Самоваров взорвался:

— Да вы что, белены объелись? Уберите ваши деньги! Что за чушь! Выкиньте это из головы! С чего вы взяли, что это Карнаухов? С чего вы взяли, что милиция не разберется? С чего вы взяли, что я крутой Уокер и могу кого-то сажать? Я понимаю, вы расстроены, плакали и все такое… Но всему есть мера!

— Так вы отказываетесь проводить расследование?

— Господи, какое расследование! Заберите ваши деньги!

— А может, возьмете все-таки? Я вам и меду принесу. Вы подумайте, немножко подумайте сперва! А я — все, что имею… Лишь бы его посадили! Все, что имею…

«Сейчас пиджак малиновый предлагать начнет», — с тоской подумал Самоваров, а вслух сказал:

— Хорошо, хорошо! Возьмите пока деньги, а там видно будет. Ну вот, слезы опять! Фи! Идите к себе, поспите. Выпейте, что ли! А там видно будет…

— Вы оставляете надежду? — всхлипнул Юрочка.

— Если вы сейчас уйдете, оставляю.

Юрочка собрал деньги

— Вон еще возле подушкидесять копеек! идите, идите… На кухне Кыштымов сидит — вот и выпейте с ним, — торопил Самоваров.

Когда удалось наконец вытолкать Уксусова, Настя задумчиво сказала:

— А мне его жалко. Переживает. Видно, что очень ее любил.

— Ее все любили.

— А какая она была? Красивая? Жалко, я ее не видела.

Самоваров рассказал про давешние потасовки и про Таню — все, что знал.

— Надо же! — изумилась Настя. — Она, конечно, была необыкновенная.

— И допрыгалась, как верно заметили скорбящие. А нас к трем Шехтман в театре ждет. Касса пуста, премьера через две недели.