Дездемона умрет в понедельник

Самоваров сочувственно вздохнул:

— Четвертая власть!.. Или пятая? Как-то так они себя называют.

— Давить их надо, — выдохнул Кучумов после очередной стопочки. — Вот ты и помышкуй. Не Генка это. И не я. Вот это точно известно. А кто? Найди его.

Самоваров тупо смотрел на вазочку с икрой. Ему вдруг невыносимо захотелось спать. Скверные впечатления последних дней и бессонные ночи с Настей вконец истомили его. Теперь, набив живот, в полутьме, под звуки музыки, которая не смолкала ни на минуту и поддавала глухими ударами откуда-то снизу, из зала, в пятки, он поплыл в нежную пустоту сна. Чтобы совсем в ней не утонуть, он откидывал назад голову и до предела округлял глаза в потолок. Это ненадолго помогало, и он включался в беседу. Вот и теперь он заметил довольно внятно:

— Что-то такое раскопали, раз статьи пишут. Только переврали, истолковали неверно…

— Да не было ничего! — проскрежетал Кучумов. — Вот деньги, доллары, что у нее нашли, — те точно мои. Приходила ко мне три дня назад: «Дядя Андрей, уезжать хочу, дайте на билет!» Я на радостях и отвалил ей эти три тысячи. Не деньги ведь! Больше бы дал — не взяла. И как обрадовался я, что она наконец куда-нибудь уберется отсюда! На Генку ведь смотреть невозможно. Уж молчу про Глебку. Он ведь каждый день тут у меня. Я приглядываю, чтоб все прилично было. Врач-нарколог здесь у меня дежурит — народ гуляет все уважаемый, если что… Укольчик, промывание… Домой — в лучшем виде. Так Сергей Иванович все Глебку лечиться уговаривает, а тот кричит: «Не хочу лечиться от жизни!» Да он что, он молодой, он отойдет. А Генка?

Андрей Андреевич горестно вскинул маленькие глазки.

— Да, не повезло Генке с Татьяной, — вздохнул он философски. — И Альбину жалко. Хорошая баба Альбина. Нет, я Генку не осуждаю, сам женат третьим браком на молоденькой. Но я-то свою в руках держу. Тряпки всякие, побрякушки — сколько угодно. Зато попробовала бы она у меня номера выкручивать!..

— Какие же такие номера Таня выкручивала? — полюбопытствовал Самоваров.

— Это и не рассказать нормальному человеку. Черт ее знает, — попытался ответить Андрей Андреевич. — Странная она была какая-то… Генке трудно пришлось. Он хотел, чтоб она вроде Альбины была, только свеженькая. Чтоб любила, чтоб щей тарелку налила, чтоб следила, как там у него пиджак, не в каше ли. Не знаешь чего по молодости — учись! Так нет, она все в театре торчит, домой не спешит, а мужичье вокруг нее так и вьется… Он, конечно, ее поколачивал. И Альбину бил (зря, я считаю, таких баб поискать!) — но Альбина понимала, Альбина и сама, бывало, так ему сковородником залепит, что он неделю косой ходит. Помирятся, и любовь слаще ему, косому. Татьяна — не то… Татьяна сразу за дверь — кричать, жаловаться. Все по знакомым бегала, по актерам, ночевала даже у них. Ухожу, Геннаше говорит, к такому-то от тебя… Ну, кто такое выдержит?

Кучумов задумался. Его посетили воспоминания:

— Последний раз, как она от Генки уходила, насовсем уже, ко мне прибежала. «Дядя Андрей, не могу больше с этим садистом жить», — говорит. «А зачем раньше жила?» «Любила. А теперь не люблю». «Какая еще такая любовь? — говорю. — Он тебе в отцы годится. Известно, чего вам, малявкам, от нас надо. Прилепилась, пристроилась, ну и живи». А она: «Ах, дядя Андрей, жить надо для любви. И я сто раз любить хочу — это значит сто раз жизнь прожить. Разлюблю — умираю. И снова жить начинаю, когда полюблю». Вот откуда битье Генкино! Понятно? Она, конечно, интересная была, Таня… Придумать такое! И собой симпатичная… Не поймешь, чем приманивает — и покрасивее есть, и побойчее даже, а все-таки она больше нравится. Я ведь тогда, когда она прибежала про любовь рассказывать, вполне мог с ней сойтись. Она, вроде, и готова была, руку только протяни. Но разве я подложу Генке такую свинью! Да и связываться лень стало — хлопот потом с ней не оберешься. А мне голову надо крепкую на плечах иметь.

И голова, и шея Кучумова, донельзя крепкие, поникли совсем.

— И вот теперь сволочи эти газетные пишут, что я ее на Лазурный берег возил, про махинации свои рассказывал. Да нужны ей махинации! А теперь и вовсе не нужно ничего… Почему Генка молчит, как баран? Что-то не так тут. Что? Ведь не он же это! Кто? Найди, а?

— Андрей Андреевич, — пробормотал вконец осоловевший Самоваров, — вы поймите: то, что вы слышали про меня, было стечение обстоятельств. Я не сыщик. Я наблюдатель.

— Вот! Вот! И наблюдай, наблюдай, — обрадовался Андрей Андреевич. — Может, это как раз то, что нужно.

Глава 12