Дезертир

Я не сразу услыхал голос кучера. Очнувшись, я понял, что мы ртоим, вокруг — невысокие двухэтажные дома, окружавшие маленький, мощенный старым булыжником пятачок. Площадь Роз была подозрительно безлюдна, лишь над трубами клубился дым, а у входа в хлебную лавку толпилась небольшая очередь совершенно безнадежного вида.

В первый миг я растерялся. Почему-то казалось, что я узнаю это место сразу. Нет, ничего не вспоминалось, а тот, кто иногда подсказывал мне, на этот раз молчал. Я не спеша обошел всю площадь, заметив несколько подозрительных взглядов, брошенных на меня из очереди, и в растерянности остановился. Нет, я представлял это место совершенно иначе…

— Кукареку, гражданин! Чего ищете? От неожиданности я вздрогнул, оглянулся, но никого не увидел.

— Кукареку! Не туда смотришь, дылда! Я действительно смотрел не туда. Следовало нагнуться, чтобы заметить того, кто так оригинально меня приветствовал. Мальчишка — маленький, в рваной куртке, еще более рваных штанах и огромных деревянных башмаках. Чумазая рожица ухмылялась, и эту ухмылку ничуть не портило отсутствие переднего зуба. В довершение всего голову огольца украшала огромная шляпа, налезавшая ему на самые брови. На шляпе красовалась большая трехцветная кокарда.

— Кукареку, — вздохнул я. — Чего надо, малыш?

— Я вам не малыш! — Рожица внезапно приобрела суровый вид. — Меня Огрызком кличут, а вообще-то я — гражданин Тардье, вольный санкюлот секции Обсерватории. А вы, гражданин, выкладывайте, чего ищете, а не то я патруль кликну…

— Действительно кликнешь? — поинтересовлася я, в который раз оглядывая площадь. Ничего похожего ни на кафе, ни на кабачок. Ни вывески, ни открытых дверей, ждущих посетителей…

Малец задумался, наконец хмыкнул:

— Не, не кликну. Потому как у вас вид, гражданин, вполне патриотический. И кокарду вы носите! А вы говорите, чего надо, может, и найдете — с моей помощью!

— «Синий Циферблат», — решился я. — Это кабачок, там сидр подают…

Внезапно глаза гражданина Огрызка стали очень внимательны, он оглядел меня с головы до ног и наконец решительно заявил:

— Три ливра, гражданин! Как раз Мне на «петрушечницу» будет.

— На что? — удивился я, доставая пару ассигнатов.

— Сразу видно, деревня! — Оголец сплюнул, растер плевок деревянной подошвой и снисходительно пояснил: — «Петрушечница», гражданин, это агромадный ломоть говядины с петрушкой, да с маслом, да с уксусом. Полное объедение для тех, кто понимает! Только… вы мне не то дали. Я три ливра просил! А вы мне бумажки даете.

— А ты точно здешний? — полюбопытствовал я. — «Петрушечницу» заслужить надо! В ответ послышался свист.

— Здешний! Да я здесь каждый булыжник по имени знаю! И меня все знают! Я летом обычно прямо тут, на площади, и ночую. Навес здесь летом ставят, очень удобно. А зимой больше по чердакам. Холодно, правда…

Я вновь взглянул на санкюлота из секции Обсерватории, хотел спросить, где же его родители или хотя бы родственники, но понял, что такой вопрос ни к чему. Парень живет на улице, носит деревянные башмаки на босу ногу и хочет заработать на кусок хлеба с говядиной.

Я достал гинею и показал ее гражданину Огрызку.

— Проведешь — твоя! Знаешь, что это?

Вновь послышался свист, на этот раз изумленный.

— Золото Питта! С портретом злодея и тирана Георга III!

— Держи!

Гинея тут же оказалась в его грязной лапке, оголец подпрыгнул, отчего шляпа съехала на ухо, и внезапно завопил что есть силы:

Король Георг хотит напасть
На Францию — ха-ха!
За это мы в его дворец
Подпустим петуха!

После чего, спрятав гинею за щеку, совершенно нелогично закончил:

— А лучше бы вы мне, гражданин, три ливра дали! Подобная щепетильность показалась мне странной, малец же, потоптавшись немного на месте, поглядел на меня как-то нерешительно и наконец вздохнул:

— Ну чего, пошли, гражданин Деревня! Идти оказалось совсем недолго — не больше десятка шагов. Обычный дом, мимо которого я уже прошел не меньше двух раз — старый, двухэтажный, под красной, припорошенной снежком черепичной крышей. Только двери и окна первого этажа оказались заколоченными крест-накрест, а на одной из дверных створок красовался цветной бумажный плакат.

— Вот он, — гражданин Огрызок кивнул на закрытые двери и снова сплюнул. — Был «Циферблат», да весь вышел. Закрыто именем Революции! Папашу Молье, что заведение держал, с «бритвой» повенчали, а кабачку, понятно, — каюк!

Все еще не веря, я зачем-то потрогал дверь, взглянул на плакат, на котором красовалась знакомая надпись «Республика, Единая и Неделимая…», и вдруг почувствовал, что все вокруг исчезает, покрывается серым плотным туманом, проваливается в никуда. Вот и пришел… И эта дверь оказалась закрытой. Зря, все зря!

Господи, все зря! Надо было остаться там, у лионской дороги, где небо казалось таким близким…