Дезертир

Я заказал кофе, мельком отметив, что сей благородный напиток истинных патриотов готовится здесь в огромной кастрюле, и с сожалением вспомнил заведение Прокопа. Впрочем, кофе меня не интересовал. Зато сам я сразу же привлек всеобщее внимание. Похоже, в подобном месте собиралась лишь «своя» публика.

Чтение «Отца Дюшена» продолжалось, но я то и дело ловил на себе косые взгляды. Случайно оглянувшись, я заметил, что и луноликий хозяин разглядывает мою скромную персону самым беспардонным образом. Впрочем, уловив мой взгляд, он поспешил отвернуться.

Я решил, что пора. Отхлебнув того, что здесь именовалось кофе, я встал и прокашлялся, словно актер перед ответственным монологом. Чтец замолк, и вся публика воззрилась на меня.

— Граждане патриоты! — воззвал я. — А известно ли вам, что сие заведение, посещаемое истинными якобинцами, — тут я сделал легкий полупоклон в сторону слушателей, — этот оплот патриотов из секции Пик, время от времени навещает враг Нации и Республики, шпион, авантюрист и провокатор барон де Батц?

Ответом мне было глухое молчание. Шум за столиками стал заметно тише, а рот хозяина раскрылся подобно гигантскому кратеру.

— Так пусть ведает сей де Батц, что его разыскивает добрый республиканец Франсуа Люсон, который проживает в гостинице «Друг патриота», что на улице Серпант. Прошу передать ему это при первой возможности.

С минуту стояла поистине мертвая тишина, а затем поднялся шум, куда пуще прежнего. «Патриоты» переглядывались, кое-кто усмехался, но в основном в глазах светилось любопытство.

Расчет был прост. Никакой сыщик не станет делать подобного заявления. Меня запомнят и, без сомнения, расскажут остальным. И уж, конечно, найдется добрая душа, которая передаст все барону. Ему опишут мою внешность, а у матерого шпиона должна быть неплохая память на лица…

— К сожалению, гражданин, такой возможности мы пока лишены, — якобинец, читавший «Отца Дюшена», ухмыльнулся не без злорадства. — Однако же обещаем, что, как только де Батц будет арестован, мы передадим ему ваши слова. Кстати, где вы квартируете?

Тон не вызывал сомнений, но я наивно моргнул и повторил адрес. Якобинец вновь ухмыльнулся:

— Можете не сомневаться, гражданин, мы не забудем.

Я ожидал, что эта публика тут же кликнет патруль, но почему-то этого не случилось. Чтение листка гражданина Эбера продолжилось, а я, сочтя свой долг выполненным, допил кофе и, не торопясь, пошел к выходу. У самых дверей я обернулся — и заметил растерянный, полный недоумения взгляд хозяина. Похоже, я старался не зря.

По пути в гостиницу я вспомнил, что обещал заехать в полицейский участок. Объясняться не хотелось, но появление стражей порядка в заведении мамаши Грилье меня совершенно не устраивало. Итак, я велел кучеру ехать на улицу Сент-Андре. По дороге я пытался составить более или менее убедительное объяснение случившегося на кладбище Дез-Ар, но ничего путного в голову не лезло.

В комиссариате всем было явно не до меня. Только что стражи порядка притащили двоих карманников, которые громко орали, утверждая, что они брали Бастилию, а посему невинны и неподсудны. Изрядно потолкавшись в небольшой приемной, я наконец поймал за фалды какого-то чиновника, пробиравшегося к выходу с изрядной кипой бумаг под мышкой. Говорить со мной ему очень не хотелось, но я не ослаблял хватки и вскоре узнал, что «кладбищенским делом» занимается комиссар Сименон.

Комиссара удалось обнаружить в маленькой комнате на втором этаже, половину которой занимал огромный стол, заваленный бумагами. Гражданин Сименон оказался под стать столу — столь же огромен и квадратен. На загорелом лице грозно топорщились прокуренные до желтизны усы. Громадная лапища сжимала неправдоподобно маленькое перо, которым комиссар водил по бумаге. Рядом высилось громоздкое чугунное пресс-папье, способное напугать самого отъявленного злодея.

Мое появление никак не обрадовало хозяина кабинета. Послышалось рычание, после чего мне было велено убираться ко всем чертям и не мешать занятым людям работать. Но я не убрался и поспешил представиться. Гражданин Сименон произнес нечто вроде «гм-м» или «хм-м» и начал медленно приподниматься.

Зрелище комиссара полиции во весь рост способно напугать и не такого человека, как я, но я собрался с силами и остался на месте. Наконец гражданин Сименон вздохнул, вновь присел и кивнул на табурет, сиротливо стоявший посреди комнаты.

— Странно получается, сударь, — заявил он, пощипывая левый ус. — Я, видите ли, только что выписывал ордер на ваш арест. Любопытно выходит, а?

Я немедленно согласился, присовокупив, что рад избавить его от лишней писанины. Внезапно вид усача стал сердитым, даже грозным.

— А известно ли вам, сударь, что ваша личность нуждается в востребовании для изъяснения обстоятельств дела связанного с покушением на убийство, равно как с нарушением имущественных прав?

Что все сие значило, я и не пытался понять, всем видом изобразив полную покорность и готовность к «изъяснению». Комиссар мне понравился, его усы — тоже а обращение «сударь» — в особенности.