Дезертир

Мы уже прощались, когда девушка, прервав на полуслове излияния Альфонса, повернулась ко мне:

— Гражданин Люсон! Прежде, чем я вас выпровожу, позвольте сказать спасибо. Этой ночью вы спасли беднягу Вильбоа от смерти, а сегодня днем — одну особу от прелестей каталажки. Знакомство с вами бывает полезным…

Пожатие маленькой руки было твердым и решительным.

— Кстати, можете проявить благородство до конца и навестить гражданина Вильбоа. Он в лечебнице Урсулинок, это на Монпарнасе. Врачи там неплохие, но все остальное…

— Я сам… — начал было гражданин д'Энваль, но дверь со стуком закрылась перед нашими носами.

— Итак, вы драматург, — констатировал я, когда мы вышли на улицу. — Пишете пьесы про ламий и вурдалаков.

Молодой индеец усмехнулся:

— Юлия попросила вас не подпадать под мое влияние, друг мой. Зато под ее влияние вы уже подпали. Она — необыкновенная девушка, ее красота ослепляет… О-о, ее красота! Но не все дано понять даже самым прекрасным!

Он не шутил. Курносая физиономия гражданки Тома для него сверкала солнцем.

— Я не считаю себя драматургом. Я — революционер. Я тот, кто служит Великому Духу Перемен, кто несет Бурю в вековечное болото!

Это понравилось мне значительно меньше. На служителей оного «духа» и прочих «буреносцев» я уже насмотрелся.

— Я не беру Бастилии, — понял меня д'Энваль. — Моя Бастилия не из камня. Но сокрушить ее куда труднее…

Вдали показался фиакр. Мы переглянулись.

— Вы собрались пройти тропой Милосердия и навестить несчастного, сломленного Злой Судьбой… — неуверенно начал молодой человек.

С минуту я переводил, затем кивнул:

— Да, но я не знаю, где эта больница.

— Я провожу вас. Мой долг велит споспешествовать вам, гражданин Люсон.

Я покосился на него, но спорить не стал. Кажется, этот индеец — не такой плохой парень.

На этот раз мы ехали быстрее, очевидно, с овсом у гражданина кучера было все в порядке. До лечебницы оказалось неблизко, но гражданин д'Энваль не дал мне скучать. Похоже, ему очень хотелось объясниться. Вскоре я узнал, что он все-таки драматург, написавший уже с дюжину пьес, три из которых были поставлены небольшим театром, что приютился возле бывшего Па-ле-Рояля. Впрочем, свою миссию индеец воспринимал значительно шире.

— Разве вы не видите, о друг мой, что перемены в обществе — ничто по сравнению с переменами в Царстве Духа, — увлеченно повествовал он. — Дух! О-о, Дух! Вот что главное! Дух Старого Порядка — вот наша Бастилия!

— Осел в митре с Библией, привязанной к хвосту, — не выдержал я. — Уже наслышан!

— Нет! Нет! То, что вы имеете в виду, — чудовищно! Я чту Творца! Но не того, о котором вещают полуграмотные кюре! Я верю в Творца, явившегося в огне и буре! Творца, пробудившего народ от вековой спячки! Народ — вот наша Библия! Его голос — это голос истинного Писания!

Признаться, мелькнувшая у меня мысль оказалась не самой удачной. Хотя почему бы гражданину д'Энвалю не быть из числа пациентов доктора Тома?

— Непонятно? — грустно улыбнулся молодой человек. — Увы, я чувствую в вас человека, далекого от Царствия Духа! Если говорить низменным языком газет, я… Нет, мы! Мы создаем новую литературу! Нет, новую культуру!

— «Вперед сыны отчизны милой! — без всякого энтузиазма откликнулся я. — Мгновенье славы настает!»

— Нет! Гражданин Руже де Лиль сочиняет так, как писали еще сто лет назад… Гражданин Люсон, почему Гомера считают великим?

Я немного растерялся. Впрочем, моего ответа, кажется, не ждали.

— Гомер велик, потому что воплотил в себе силу греческой нации. Он лишь Гефест, но сталь, из которой выкованы его поэмы, создал народ.

— И что тут нового? — удивился я, оглядываясь по сторонам и пытаясь на всякий случай запомнить дорогу. — Гомера, по-моему, чтят уже сотни лет!

— Чтят грека Гомера, — усмехнулся индеец. — Но ничего не хотят слышать о французских и немецких Гомерах, которые ничуть не ниже, ничуть не слабее! О-о! Каждый народ велик! Если мы отдернем завесу, наброшенную «классиками», то за нею найдем великие сокровища, созданные народами Европы! И не только Европы!

— Ирокезы, например, — не выдержал я, но гражданин д'Энваль меня, кажется, не услышал.

— Каждый народ создавал «Илиады»! Каждый! И мы говорим… Нет, мы действуем! Великий Макферсон23 уже доказал, что даже в дикой Шотландии создавались великие шедевры. А Франция! Мы найдем! О-о, мы найдем! Мы достанем из-под спуда…

Похоже, у моего нового знакомого не хватило дыхания.

— Ну, а ведьмы и ламии, — уже более спокойным тоном продолжал он, — это то, о чем рассказывал народ. Немцы называют сие «фольклор». Даже сказки, даже темные предания — это тоже сокровища. Братья Гримм в Германии уже собирают народные сказки и легенды. Они знают, они ведают, где искать великие творения…

Тут фиакр остановился, и гражданин д'Энваль был вынужден прерваться.