Дезертир

И тут до меня начало доходить. Леметр собирается разговаривать с д'Антрегом… сейчас?! Но ведь д'Антрег в Венеции! Что там рассказывал чернявый? Монгольфьеры, голубиная почта…

Леметр уже хозяйничал у стола. Бумаги были отодвинуты в сторону, приборы — непонятные железки, почему-то обмотанные медной проволокой, — сдвинуты к краю…

— Вот, прошу…

Я встал и нерешительно шагнул вперед. Что это, господи?

Деревянная доска, толстая, покрытая темным лаком. На ней два стальных цилиндра, какая-то коробочка, кажется, медная, провода — и маленький колокольчик. Сбоку — высокая колба, заполненная чем-то серым, похожим на стальные опилки. От нее к окну — толстый провод…

— Позвольте… Но… Каким образом?

— Нравится, хе-хе? — Леметр явно был доволен моей реакцией. — А ведь простейшая вещь! Даже удивительно, что до нее додумались только сейчас! Еще год, два — и подобное начнут применять всюду. Но пока…

Он поколдовал с проводами, и тут же послышалось легкое шипение. Сверкнула белая искра — заработала стоявшая в углу гальваническая батарея. Леметр положил широкую ладонь на рычажок, укрепленный сбоку от одного из цилиндров, вновь взглянул на часы…

— Еще пять минут… Объяснить? Или и так все ясно, господин, хе-хе, черный мушкетер?

— Химики придумывают порох, господин академик, — невольно усмехнулся я.— Мушкетеры стреляют. Объясните!

Он удовлетворенно потер руки.

— А ведь все так просто! Особенно после того, как великий Декарт допустил существование эфира, а Ньютон всерьез занялся передвижением электрических разрядов в атмосфере. Когда идет гроза, в эфире появляются волны — электрические. Эти волны легко уловить…

Ладонь прикоснулась к колокольчику.

— Это грозоотметчик. Когда приближается электрический разряд, он звенит. Эту игрушку изобрели еще пять лет назад. Ну что, хе-хе, догадались?

Загорелое лицо улыбалось. Похоже, Леметру было весело ставить в тупик бывшего черного мушкетера. Да, все верно. Мушкетеры стреляют. Химики изобретают порох. Колокольчик звенит при грозе… Я представил, как за высоким стрельчатым окном сгущаются тучи, где-то далеко, у самого горизонта, уже сверкают молнии…

— Этот прибор может предупредить о приближении грозы, — неуверенно проговорил я. — И… И можно узнать, насколько гроза сильна…

— Неплохо, хе-хе, неплохо, — одобрил Леметр. — С этого мы и начинали. Ну что, подсказать? Вот если бы вы, Франсуа, отсидели год-другой в Бастилии, то догадаться было бы легче!

В Бастилии? Похоже, мой собеседеник — мастер загадывать загадки! Но я уже чувствовал азарт. Тюрьма — и эта старая церковь. Узник Бастилии — и академик Леметр. Нет, не так! Узник Бастилии — и подпольщик Леметр, которому надо срочно «вправить мозги» неосторожному графу д'Антрегу… Темная камера, ночь, невидимые соседи за стеной…

Догадка поначалу ошарашила, но затем я внезапно почувствовал уверенность. Как бишь он изволил выразиться? Простейшая вещь? Ну, не такая и простейшая…

Я подошел к столу, покосился на ухмылявшегося академика и легко ударил костяшками пальцев по дереву. Стук! Стук! Стук! Короткая пауза… Стук! Стук!

— Арестантская азбука, господин Леметр! Если сигналы можно было бы не только принимать, но и посылать…

Усмешка исчезла, голубые глаза взглянули пристально, в упор. Губы сжались.

— Браво, Франсуа! Браво! Неужели сами догадались?

Я развел руками. Леметр покачал седой головой:

— Да… Признаюсь, посрамлен в своем, хе-хе, неверии! Ну, значит, остальное объяснять не нужно.

— Это? — я кивнул на колбу с серыми опилками.

— Да. Когерер. Провод идет на крышу, там мы установили, хе-хе, громоотвод. Изобретение друга Французской Республики гражданина Франклина. Так, во всяком случае, считается. Монмартр… Простите, хе-хе, Монмарат — самая высокая точка в Париже, волнам ничто не мешает…

— Неужели до самой Венеции? — поразился я, кивая на странный прибор. Все еще не верилось — гальваническая банка, пара цилиндров, колокольчик, колба с опилками под названием когерер…

— До Венеции, Лондона и Кобленца. Пока… Через несколько лет можно будет посылать привет прямиком друзьям Франклина в Филадельфию. Верите?

— Нет. Пока еще — нет.

Я представил себе океан — тысячи лье без единого клочка суши, темно-серые волны, уходящие за горизонт, неизведанные глубины, откуда нет возврата. Если бы на фрегатах Лаперуза был такой когерер, д'Антркасто успел бы вовремя…

— Воля ваша, сударь! Ну, пора…

Он вновь взглянул на часы, достал из кармана камзола листок бумаги, развернул, положил перед собой. Не удержавшись, я подался вперед. На листке не было букв, только точки, выстроившиеся в долгий ряд. Леметр уловил мой взгляд, подмигнул, щелкнул переключателем на одном из цилиндров. Широкая ладонь легла на рычажок. Дзинь! Колокольчик ожил. Дзинь, дзинь, дзинь…