— Не впечатляет? — поинтересовался Вильбоа, на миг оторвавшись от своих записей. — Действительно, сегодня они какие-то снулые. Ничего, скоро зашевелятся!
Я пожал плечами, вспомнив отзыв Титана об этом сонмище. Да, отсюда, с галерки, грозный Конвент и вправду напоминал сборище шутов. Но обманываться нельзя. Эти нелепые арлекины залили кровью всю Францию — и не собираются останавливаться. Отважный британский санкюлот Джон уже ползет по Ковент-Гарден…
Букет я вручил первой встречной девчушке — маленькой, остроносой, в коротком пальто и миниатюрной шляпке. Ответом был изумленный взгляд, затем —растерянная улыбка. Я поклонился и поспешил к ближайшей стоянке фиакров. День прошел не зря, и я не напрасно мерз на холодном чугуне. Все вышло удачно — удачнее, чем я думал…
Теперь трибуну осаждала целая толпа. Мелькали кулаки, в неярком свете масляных ламп сверкнула шпага. Кто-то истошно вопил, беспрерывно звенел колокольчик председателя…
— И ради этого вы свергали Короля? — не выдержав, прошептал я. — Какого черта, господин якобинец!
— А что, очень мило! — Шарль невозмутимо покосился на бушевавших арлекинов. — Понимаете, Франсуа, сейчас — безвременье. Когда на трибуне был Жорж, все они превращались в кроликов. Сейчас он ушел, и кролики резвятся. Но это ненадолго. Скоро Максимилиан приучит их прыгать через трость!
Я представил себе кроликов, прыгающих через трость, — и вздохнул. И это стадо думает, что управляет Францией!
— Эти уже спеклись, — понял меня Вильбоа. — Год назад здесь были совсем другие люди. Кое-кто сейчас на фронте, кое-кого уже засыпали известью… Болото!
Я не стал спорить. Эти полчаса, которые мы с Шарлем провели под сводами Тюильри, прошли все-таки недаром. Я окончательно убедился, что все вершат не болтуны, собравшиеся в бывшем Зале Больших Приемов. Хозяева не здесь, они в тиши кабинетов. Хозяева заняты, очень заняты, им нет дела до этих крикунов…
— Кукареку, гражданин Деревня!
На этот раз петушок пропел почти что шепотом. Вначале я решил, что юный патриот гражданин Огрызок испытывает глубочайшее почтение к этим стенам, но, услыхав громкое «Ап-чхи!», сообразил, что дело совсем в другом.
— Простудился, гражданин Тардье?
— Простудишься тут, — хриплым басом прошептал мальчонка. — Да вам-то чего? Жалеть будете? Нужна мне ваша жалость!
Его рожица, украшенная внушительными синяками, была почти черной — то ли от копоти, то ли от пыли. Но глазенки сверкали непримиримой яростью. В жалости юный санкюлот не нуждался.
Я поспешил познакомить гражданина Огрызка с «другом гражданина Дантона» и столпом якобинской прессы, не забыв добавить, что они — коллеги. Как-никак юный санкюлот тоже имел отношение к печатному слову. Вильбоа с самым серьезным видом пожал худую грязную лапку, затем снял плащ и укутал огольца. К моему удивлению, гражданин Тардье не стал сопротивляться. Похоже, имя Дантона заставило его на время онеметь.
Я пристроил мальца рядом, между собой и Вильбоа, попросив подвинуться красноносую ведьму с вязаньем — не иначе родную сестру мамаши Грилье. Воспользовавшись этим, гражданин Тардье грозным шепотом принялся что-то рассказывать Шарлю о печатных станках и свинцовом наборе. Тот слушал, кивал, а затем, к моему изумлению, вручил мальчонке свою визитную карточку. Тот с важным видом кивнул и спрятал ее за пазуху.
Между тем в зале стало тише. Драчуны разошлись, а председатель беседовал с каким-то типом в синей форме.
— Идут! — прохрипел Огрызок, выглядывая из складок плаща. — Ну, будет буча!
— Сен-Марсо? — усмехнулся я.
— Ну! Ведь чего я пришел-то! Вы же мне, гражданин Деревня, обещали! Небось забыли уже!
— Три ливра? — вспомнилась его странная просьба.
На меня взглянули серьезные, совершенно взрослые глаза.
— Ошибочка, значит, гражданин Деревня! Не просил я у вас ничего! Так и запишите!
Я не стал спорить. Ошибочка — так ошибочка. Странный паренек…
— Сказали вы, гражданин, что с ребятами из Сен-Марсо знакомы. Помните? А то мне моих сопляков пристроить надо! Совсем охляли, того и гляди окочурятся. А у них в Сен-Марсо таких подбирают…
Ах, вон оно что! Мне стало стыдно. Голодный раздетый мальчонка заботится о других мальцах, а я даже не вспомнил.
— Обязательно, — улыбнулся я. — Пристроим! Между тем в зале ветер крепчал. Возле председателя уже собралась целая толпа, депутаты вставали, переглядывались, кто-то бросился к окну, кто-то (я глазам своим не поверил) скользнул за портьеру. Председатель замахал руками, зазвонил в бесполезный колокольчик… И тут где-то совсем рядом загремели барабаны.
На миг наступила мертвая, страшная тишина, но вот под сводами раздался истошный вопль: «Идут! Идут!», и болото превратилось в разбушевавшееся море. Граждане депутаты бегали по проходам, кто-то рвал бумаги, разбрасывая белые клочья во все стороны, в зале стоял гул — а барабаны гремели уже совсем близко, заглушая крики, стенания, звон колокольчика. Двери дрогнули, высокие белые створки разлетелись, словно крылья…
— Ух ты! — только и мог выговорить гражданин Тардье, выглядывая из глубин плаща. — Сила!