Дезертир

Квадригарий помолчал немного, разглядывая свои ладони. Потом негромко добавил:

– Ну и Красс, конечно, помог. Когда опрокинул марианцев и зашел самнитам в тыл.

– Я слышал, когда после битвы нашли труп Понтия Телезина, у него на лице застыла маска, более подобающая не побежденному, но победителю, – задумчиво сказал Лидон.

– Не знаю, не видел. Может, брешут для красного словца. Хотя по правде, Телезин в тот раз умудрился выпить нашей крови едва ли не больше, чем за всю Союзническую. Почти ведь выполнил свое обещание "вырубить лес, где живут волки..."

– До него другие хорошо напились, – вставил Дециан, – он ведь встал во главе самнитов, когда всех остальных вождей перебили.

– Не всех, – возразил Лидон, – Папий Мутил еще жив. Я слышал, он бежал в Нолу.

Во время Союзнической войны самнит Гай Папий Мутил был провозглашен одним из консулов государства Италия, но из-за многих неудач остался в стороне от похода самнитов и луканов на Рим, где их армию, объединившуюся с марианцами, разбил Сулла в миле от Коллинских ворот Города. Эта вспышка всеиталийской войны против римлян, оказалась, хотя и чрезвычайно кровавой, но слишком краткой, и грозила сделаться последней. Мутил заперся в Ноле. Сил сопротивляться у него не было, об этом все знали, потому Дециан пренебрежительно хмыкнул:

– Видать Сулла сейчас слишком занят, чтобы прихлопнуть эту полузадушенную мышь. Хотя для этого даже когти выпускать не нужно.

– О да, – усмехнулся Квадригарий, – Сулла очень занят. По правде сказать, даже я содрогнулся, а ведь думал, что меня уже ничем не проймешь. Я готов последовать за Луцием Корнелием хоть к Орку в пасть. И так каждый ветеран, кто помнит его с залитым кровью Орлом под Орхоменом. Но такой резни мы не ожидали...

– Кто-то возмутился? – спросил Дециан.

– Конечно, нет, – вместо Марка ответил Тиберий, – скорее наоборот. Вот пока в Городе сидели марианцы, я продолжал ловить себе фальшивомонетчиков. Когда одним из преторов был Марк Гратидиан, он особенно сему предприятию способствовал. Простой люд его боготворил. Он, как родственник Мария, естественно, оказался в самом первом проскрипционном списке. Его зарезал Сергий Катилина. Поочередно выколол глаза, отрезал уши, вырвал язык и отрубил руки. А знаете, в честь чего Катилина проявил столь завидное рвение и выдумку? Он ведь прежде не состоял с покойным ни в каких терках.

– В честь чего? – спросил Квадригарий, коего перечисление членовредительства не впечатлило.

– Отработал разрешение Суллы включить в проскрипции собственного брата, который вообще не имел никакого отношения к марианцам. Луций Сергий наследовал его имущество, проливая горючие слезы по невинно убиенному. А ты говоришь, не ожидали... Кое-кто только этого и ждал. Я, Марк, как ты знаешь, много общаюсь с разными людьми. Так вот, иной раз их таковыми назвать язык не поворачивается.

– Ты, Тиберий, все же общаешься со всякой придонной мутью.

– Я тебя уверяю, наверху не чище, – усмехнулся Лидон.

Квадригарий повел плечами, потянулся.

– Ладно. К вопросу о чистоте. Полагаю, пора освежиться.

Он вышел из кальдария к холодному бассейну, накинув на бедра полотенце (нагота всегда смущала римлян, и даже общение с греками не смогло в полной мере изменить этого отношения). Когда с довольным уханьем погрузился в прохладную воду, пробасил так громко, что слышно было во всех помещениях бани:

– Хор-р-рошо-о! Даже самое лучшее вино так голову не прочищает!

– Вино наоборот ее туманит, – проворчал Лидон.

Дециан и Квадригарий напились крепко и на утро ожидаемо оказались скорбны головой. Лидон никогда сверх меры не бражничал и сохранил ясность мысли. Его очень заинтересовало "узнавание" Квадригарием фракийца, потому первым на допрос он затребовал именно Спартака. Хотя и разговор с Аристидом прервал на довольно интересном месте, да и прочих пиратов необходимо было время от времени потряхивать, дабы соблюдать правила игры и не возбуждать излишних мыслеброжений в их головах, выделяя кого-то одного.

Когда Спартака ввели, у того зуб на зуб не попадал, а ноги подгибались. Очередная ночь в холоде и неудобной позе давали о себе знать недвусмысленно. Лидон поморщился, подумав, что этак они перестараются с "маринованием клиента". Как бы ноги не протянул раньше времени.

Солдаты подсунули под фракийца табурет, на который он приземлился, как мешок с... Ну не важно с чем.

Лидон некоторое время молча разглядывал подследственного, которого трясло мелкой дрожью. Потом встал из-за стола, взял с сундука, стоявшего в углу палатки, темно-красный шерстяной плащ-сагум. Набросил на Спартака.

– С чего... Вдруг... Такая... Милость? – отбил тот зубами замысловатую дробь на греческом.

На лице Лидона не дрогнула ни одна морщинка. Он продолжал молча разглядывать фракийца.

– Ну... Говори... Уже... Чего... Нибудь, – не выдержал Спартак и согнулся в кашле.

Лидон покачал головой и, наконец, сказал утвердительным тоном:

– Ты присоединился к Эвдору много позже остальных. Они сбились в ватагу еще в Аттике, а ты пристал потом. Когда и где?