Помимо действенного милосердия, недоступного никаким институтам благотворительности, подвеска продолжает играть роль решающего инструмента в дискредитации и преобразовании общества потребления. Можно упиваться азартом перпендикулярного бытия (как сказал поэт, «всё дуреешь на просторе»), можно обличать потреблятство со всей вещей силой красноречия и «краснодействия» (той же flash-mobилизации), можно, наконец, воспитать в себе воинственность и несокрушимость духа. Но ведь иногда необходимо хотя бы перевести дух, закрепиться на завоеванном плацдарме – а это невозможно без альтернативного способа дистрибуции вещей. Если для поддержания жизни необходимо систематически «ходить в магазин» и платить деньги, а для этого, в свою очередь, подключаться к процессу труда, то есть
Но ситуация радикально меняется, когда возникает автономный круг жизнеобеспечения. Здесь циркуляция вещей и смыслов не подвержена товарной форме, здесь не действует закон стоимости. Сама же Парящая-над-Землей точно сформулировала основополагающий принцип подвески: обессмысливание товарного эквивалента, первоосновы подлости этого подлого мира. Подвеска устраняет и строгую транзитивность архаического одаривания (потлача), которая, по справедливому замечанию Леви-Строса, делала дар механическим социальным жестом, обеспечивающим воспроизводство иерархической структуры социума. Рикошетные обмены нестяжателей не поддаются расчету, неподвластны никаким исчислимым порядкам, в них словно бы встроен невидимый датчик случайных чисел. Подвеска – это материальная ипостась свободы.
Свои соображения на эту тему высказывали и видные бланкисты, и многие другие нестяжатели. В том числе и Ютака Эйто: