Дежавю

Филлис знала эту улыбку. Так он улыбался соседским детям и местному разносчику газет, которого считал дурачком. Эта улыбка была для детей и идиотов.

– Говори, Филлис, – продолжал он улыбаться, – как я там умер в твоём этом сне?

– Вас сбила машина, – неуверенно пролепетала она.

– На территории кампуса? – смотрел он на неё, ухмыляясь.

– Я не знаю, – замахала на него Филлис, – я только видела вас в гробу… Ох, это ужасно.

– Сны – это проекция увиденного или услышанного за день, Филлис. Ты помнишь, что было вчера?

– А что было? – не могла она вспомнить.

– Вчера я приехал с работы и рассказал тебе, как какой-то придурок гонял на спортивной машине по территории кампуса, чуть меня не сбил, а после врезался в дерево.

– Точно, – выдохнула Филлис, – говорили…

– Вот видишь, сны – это всего лишь работа нашего мозга, – постучал он указательным пальцем по своему виску, – работа уставшего мозга, и всё…

И это было всё, что вспомнила Филлис, сколько лет прошло с тех пор…

Она сидела в кресле мистера Кларка и не могла вздохнуть. Она уже и забыла о том разговоре, как и о том странном сне.

8 глава

– Значит, кто стрелял, вы не видели?

– Не видел.

– Этот какой уже? – зашёл в кабинет второй следователь.

– Шестой свидетель.

Бармена, трёх посетителей и второго официанта они уже допросили. А я всё смотрел на часы.

– Судя по месту, на котором вы сидели, и месту, с которого был произведён выстрел, преступник мог целиться и в вас, мистер Мильтон.

Да, тут и полицейским быть не нужно…

– Но это только одна из догадок, так что вы раньше времени не волнуйтесь.

– Раньше какого времени?

– Но вот если покушение повторится…

– Отлично!

– Знаете, сейчас такое время, преступности много, сотрудников мало.

– Понятно.

– Скажите, недоброжелатели у вас были?

Ясно, что спрашивал он всё на автомате, а дело этой несчастной официантки он положит на дальнюю полку, как только все выйдут из участка.

– Нет, недоброжелателей не было.

Он взглянул в анкету первичного допроса.

– Здесь сказано, что вы репортёр.

– Да.

– Не писали ли вы в последнее время каких-либо компрометирующих статей?

– В последнее время не писал.

– Хорошо, – пометил он что-то у себя в записях. – Угрозы вам не поступали?

– Нет.

– Мы, конечно, ещё проверяем погибшую официантку, говорят, у неё были какие-то проблемы с бывшим парнем, может, это он хотел её убить. Но вам всё же нужно быть осторожнее.

– Это как?

– Если заметите кого-нибудь подозрительного, звоните, если вам начнут поступать письма, звонки с угрозами…

– И что вы сделаете? Приставите ко мне охрану?

Он посмотрел на остывший кофе и недоеденный пончик, что лежал в бумажной тарелке у его монитора, и, глубоко вздохнув, перевёл взгляд на меня.

– Нет, но мы будем обязаны рассмотреть ваше обращение и приобщить его к делу.

Я вышел из участка. Солнце уже почти скрылось за городскими высотками, лишь иногда проходя по их стенам и снова исчезая в тени.

Им нужна была газета. Тем, кто стрелял. Я так хотел, чтобы эту передачу увидел тот, кто нужно. Похоже, так и случилось, только наоборот. Иногда лучше сидеть на заднице ровно, лучше быть таким, как старик Хендерсон, равнодушным и больным. Может, оттого он и равнодушен к жизни, что вся его чёртова жизнь вертится вокруг его дряхлеющего тела. Эх, попадись мне эта новость о смерти мистера Кларка двадцатью годами позже, я бы тоже на всё наплевал.

Мне казалось, я слишком медленно шёл, почти не касаясь асфальта, мне казалось, я не чувствовал ног, так и было, они онемели от страха. Не очень-то хотелось в том признаваться, но знатно меня тряхануло, не каждый день пуля проносится в пяти сантиметрах от твоей головы. Мне казалось, на меня все глазеют, все смотрят и хотят выстрелить в спину. Между лопаток болело, металлический холод пробежал по спине. «Нужно где-то залечь», – думал я.

Вышел к дороге. Все машины со скоростью света пролетали передо мной, шурша колёсами, вопя клаксонами: тебя хотят застрелить, застрелить… не останавливайся, иди дальше…

Я решил, что, если не сяду в такси, меня точно убьют, вот сейчас на этом же месте, в центре города напротив участка. Может, так оно и будет лучше? Может, и не так это страшно – умереть? По крайней мере, официантка, которую застрелили, даже не поняла ничего. Страшно было потом, и не ей, а другим. Я посмотрел на дорогу, машины замедлили ход, поднял руку и поймал такси.

– Куда едем? – спросил гладкощёкий азиат.

Я вжался в заднее сиденье.

– Мистер?

– Если бы я сам хотел себя убить, где бы я себя караулил?

– Простите?

– На Восточную улицу, первый дом с конца переулка.

Улицы сменяли друг друга. Из приёмника кричал джаз, пахло какими-то благовониями и китайскими специями. Я открыл окно. Мы проехали то самое кафе, оцепленное красными лентами, оно всё ещё сверкало светодиодной вывеской, зазывая людей к себе.

Свежий воздух оказался не свежим, а с примесью пыли и бензина. Я закрыл окно и достал газету. С её старых страниц на меня смотрел Питер Кларк и его надгробие.

Эта чёртова газета была моей единственной связью с той реальностью, которую никто, кроме меня, помнить не хотел.