Дежавю

И это были самые безобидные слова. Слова людей, которым мне всего через несколько дней придётся как-то смотреть в глаза. Я выключила компьютер.

Какая же я идиотка!

На ватных ногах я вошла в душевую кабину. Включила воду. Она обжигала, но ничего, так даже лучше. Нужно смыть этот позор, смыть его запах, которым, казалось, пропиталось всё тело. Я, скребла свои губы ногтями, в отчаянной попытке стереть вкус Ромкиных лживых уст. Тёрла с мылом, пока они не треснули, и не пошла кровь. За что он так со мной?!

Я не знаю, сколько времени я просидела, задыхаясь от слёз в душной кабинке. Мой мирок, в котором я столько лет скрывалась, рухнул как карточный домик. Его разрушил Рома. Вывернул наизнанку и выставил на всеобщее обозрение.

Плакать уже сил не было. Я заперлась в комнате, не хотелось никого видеть. Засунув наушники-капельки в уши, выкрутила на всю громкость музыку. Она должна была перебить этот злорадный смех, звучавший в моей голове. Куча сообщений и пропущенных звонков, в том числе от Ромы. Я содрогнулась. Удалила всё, не читая. Большего унижения я вынести не смогу.

Я весь день пролежала, уставившись в потолок. Мобильник попросту выключила. В голове билась лишь одна фраза «Затащить в постель до конца учебного года». Для него всё было понарошку.

***

Рома

Я сидел на полу, прижавшись спиной к двери её квартиры. Какой же я Мудак! В который раз всё испортил! Весь день, я пытался пробиться к Насте. Писал, звонил, всё без толку. Её как будто для меня не стало. Я напросился зайти к ней, и меня даже, каким-то чудом, впустили. Стоя за запертой дверью Настиной комнаты, я надеялся, что она всё же выслушает. Она открыла. Чтобы кинуть мне в лицо мою смятую простыню. Малышка выглядела ужасно, измученная и осунувшаяся. Она, тем не менее, нашла в себе силы взглянуть мне в глаза. Меня аж передёрнуло, от пылающей в ней ненависти:

«Будь ты проклят, Чудовище! Никто. Слышишь, никто тебя так и не полюбит, Громов! Никогда! А теперь, убирайся…»

Её боль сводила меня с ума. Я так хотел прижать к себе свою принцессу, успокоить! Но меня перехватил её отец и мягко вывел за дверь.

«Не знаю, что у вас произошло, но сейчас лучше к ней не лезть. Она не станет слушать и наговорит лишнего», стоя на лестничной клетке, говорил мне Олег Иванович.

«Наберись терпения, а не то, в конец всё испортишь».

Какое там терпение? Речь ведь не о сорванном по моей вине свидании! Посвящать Настиного отца в подробности дела я не решился. Язык не поворачивался озвучить такую мерзость.

Чёрта с два я буду бездействовать! Я что-нибудь придумаю. Обязательно. Ну, а пока, настала пора платить по счетам.

Сжав в кулаке злосчастную простыню, я вернулся к себе. Открыл папин сейф. Прохладная сталь пистолета, приятной тяжестью оттягивала руку. Губы сами растянулись в широкой улыбке. То, что надо!

Спрятал оружие за пояс джинсов и выскочил из квартиры, набирая на ходу хорошо знакомый номер.

– Я соскучился, Ритуль. – Дожидаться лифт не стал, решил спуститься по ступенькам.

– Нет. Ты мне очень помогла. – Ещё один пролёт, торопливые шаги гулким эхом отдаются по лестничной клетке. Я облизнул губы от нетерпения. – Отметишь со мной? Жди.

Выбежав во двор, кивнул пожилой соседке и сел на свой мотоцикл. Аккуратно выехал на проезжую часть, и, лишь затем, рванул навстречу вечернему городу. Обычно, я полностью отдаюсь скорости, наслаждаюсь ею, но не сегодня. Сегодня у меня в голове лишь Настя, моя многолетняя мечта.

Поначалу я считал её глупой девчонкой, плаксивой и скучной. Она не хотела играть со мной в войнушку, боялась спускаться с высокой горки, игре в мяч предпочитала свои мерзкие куклы. Я раз за разом, ломал её игрушки, в надежде, что это вынудит её играть со мной. Напрасно.

Потом началась школа, я хотел сидеть с ней за одной партой. Но она, как подстреленная, кинулась на свободное место к какой-то Дашке с жиденькой косичкой. Я всячески досаждал этой Даше, пока она не перевелась в другой класс. Казалось бы, путь свободен, но именно тогда нас рассадили. Настенька теперь делила парту с Тимофеем. Как я его ненавидел! Ему моего «внимания» доставалось с лихвой, но он не сдавался. Это их даже сблизило. Настя его жалела, ей всех всегда было жалко! Я пытался её образумить. Стоило ей посочувствовать Тиму, как я её наказывал в попытке отбить эту, глупую как я тогда считал, особенность. А потом Настя уехала. Я долгими вечерами стоял во дворе, всматриваясь в темные окна её комнаты. Тщётно. Я снова остался один, никому нафиг не нужный.