Дежурные по стране

— Рота, подъём! Все — на улицу! Голый торс! Устроим обтирание! Это вам плата за ночлег! Ха-ха-ха!.. А ты, Васёк, иди во времянку. К тебе дружбан из города приехал. Чаи гоняет, деньги, говорит, какие-то привёз.

Вася прошёл во времянку. Лимон за обе щеки уплетал пирожки с картошкой.

— Здорово, Андрюха.

— Хай, жиган, — с набитым ртом ответил Лимон, выпил кружку парного молока и продолжил: «Реальное сельпо. Доярки — кровь с молоком. Я уже присмотрел тут пару девок, пока тебя разыскивал… Вот что, Васёк. Давно мечтаю покувыркаться с деревенскими тёлками на сеновале. Подгонишь какую-нибудь красотку, — а? Сам-то, наверное, уже оторвался здесь по полной программе, всех перетоптал — факт.

— Ну, всех — не всех, а половину точно оприходовал, — хвастливо заявил Молотобойцев.

Васе стало противно до тошноты. Ему не хотелось разговаривать на безнравственном наречии города, но он всё равно втянулся в грязный диалог из боязни показаться не таким, как все. Самое интересное, что Лимону тоже было гадко от собственных слов, но он знал, каких фраз ждёт от него Вася, поэтому и завёл речь о бабах. Город цепко держал молодых парней в руках, подчинял своей чёрной воле.

Разрушительная работа, которую провела ельцинская десятилетка с детьми, оставила неизгладимый след в душах мальчиков и девочек. Малыши, подростки, юноши и девушки, к которым хоть одним пальцем прикоснулись уродливые 90-ые, стали предпочитать компьютер улице. Представители старшего поколения, выросшие на дворовых играх в «казаки-разбойники», «классики», «салки», «лапту», с ностальгией вспоминали, как в детстве их под угрозой расправы загоняли домой родители. Освежив себя приятными воспоминаниями из далёкого прошлого, взрослые начинали теряться в догадках, почему же, по какой причине их родные дети не горят желанием общаться со сверстниками и с каждым днём всё глубже погружаются в виртуальный мир. Компьютер здесь был ни при чём, потому что в основе поведения поколения «next» лежали более глубокие причины. Дети 21 века так же, как и их предшественники, подсознательно хотели быть героями улицы, мечтали о настоящих дворовых друзьях, верили в торжество добра над злом в реальном мире, но всё-таки выбирали сидение перед монитором. Спрашивается: почему? Всё станет предельно ясно, если привести конкретный пример. Взять хоть Васю Молотобойцева с Лимоном. Встречаясь, парни меньше всего хотели говорить о женщинах в плохом тоне, о модных тряпках, которые может себе позволить себе тот-то или тот-то, о пьяных безобразиях или деньгах, потому что это противоречит романтической природе юношества, но всё равно говорили, чтобы не прослыть отсталыми и немодными. Услышав беседу наших приятелей, многие бы точно подумали, что перед ними законченные негодяи, а ведь это не совсем так, то есть совсем не так. Да, двадцать процентов современных молодых людей — глупые, безнравственные и ограниченные подонки, а вот оставшиеся восемьдесят процентов просто умело подстраиваются под первых двадцать, несмотря на то, что в глубине души считают своё поведение зазорным. Поэтому Лимона невозможно было оторвать от компьютера, где он, подобно Робин Гуду, в одиночку пачками расстреливал кибернетических злодеев. Поэтому Васю постоянно тянуло в деревню, где не надо было думать одно, говорить другое, а делать третье. Как Лимон, так и Вася были достойными людьми, но друзьями стать не могли по причине недостатка искренности в общении. А как бы всё в один миг перевернулось, если бы в самом начале разговора Молотобойцев, отбросив ненужное стеснение, произнёс:

— Андрей, я здесь ни с кем не сплю. Я людям пытаюсь помочь.

Но Вася скорее бы дал себя растерзать, чем дать, как ему казалось, слабину, потому что даже первоклассник знал, что бескорыстно делать добро глупо, смешно, немодно и невыгодно. Так двадцать процентов, опираясь на шквальную поддержку Средств Массовой Информации, возобладали над восьмьюдесятью. В общем, диалог приятелей продолжался в привычном русле.

— Зачем тебе столько бабок? — спросил Лимон.

— Развлечься хочу по-крупному.

— Не понял.

— Деревню с потрохами куплю.

— За сто пятьдесят косарей?

— Это я ещё завысил цену… Бары, девки — всё надоело. Экстрима хочу.

— Понимаю.

— Ни фига ты не понимаешь.

— А тачку не жалко? Тебе же её родоки на восемнадцать лет подарили. Между прочим, на их деньги иномара куплена, — куснул Лимон.

— Типа, ты на кровно заработанные гуляешь, — огрызнулся Вася в ответ.

— Ладно, не кипятись, — Лимон открыл спортивную сумку. — Здесь всё до копейки. Пересчитывать будешь?

— Верю… Короче, Андрюха, просьба у меня к тебе есть.

— Говори.

— У тебя же вроде батя на госзаказе сидит.

— Но.

— Не в курсе, по какой цене мясо скупает?

— Говядина — девяносто четыре рубля за килограмм. Слышал, как он с поставщиками по телефону базарил.

— Это же на двадцать четыре рубля больше, чем предлагают деревенским перекупщики, — подумал Вася, а вслух сказал: «Мне нужно сдать двадцать тонн».

— Где столько возьмёшь?

— С этой деревни соберу.

— Зачем тебе это?