- А твою? Твою мать это бы огорчило, - сказала ему тётя Анфиса.
- Пошла вон, ведьма старая, ты ещё будешь меня учить. Видать, своего плохо учила, раз теперь по кладбищу шарахаешься!
- Иди, бабка, пока мой напарник стрелять не начал, - подтолкнул её на тропинку Пушинский. - Знала ведь, старая, что разбегутся.
- Знала, - не стала скрывать тётя Анфиса, - но вы же мне уходить сказали... - и направилась в сторону остановки.
Трокин вслед ей грязно и многоэтажно выругался. Пушинский достал из-за пазухи чекушку.
- Слышь, Жень, ты когда-нибудь об опытах академика Павлова читал? - спросил он, сделав пару глотков и передавая бутылку напарнику.
- Какого ещё, на хрен, академика? - Трокина не отпускала злоба.
- Ну, белочки-собачки, он эксперименты над животными ставил, особенно над собачками. Так вот, эти эксперименты показали, что у всех тварей есть условные рефлексы. За столько лет, я думаю, и у наших белочек-собачек они выработались. Так что завтра ты придёшь сюда без пяти девять, заляжешь вон за тем памятником, и пали в своё удовольствие.
- А ты? - подозрительно взглянул на товарища Трокин.
- А я пойду на остановку, задержу бабку, а то, если она сегодня не помрёт, завтра восьмичасовым снова здесь будет. Как тебе идея?
- Посмотрим, - отпил свою долю Трокин. - Если не получится, я тебя вместе с твоим академиком дробью нафарширую.
- Получится, ты только не нажирайся с вечера, а то руки трястись будут.
- Сам не наешься...
* * *
Переночевали в избушке у сторожа и в предвкушении завтрашней охоты не напились. Утром Трокин выдвинулся на позицию, а Пушинский пошёл на остановку.
Подойдя к могиле Коли, Трокин оторопел. На месте тёти Анфисы сидел одетый по-летнему солдат. Трокин не склонен был верить в мистику, скорее - в «белую горячку», но на всякий случай скользнул взглядом по фотографии на памятнике. «Нет, не тот», - отлегло от сердца.
- Э, боец, ты тут дуба не дашь? - Как можно развязнее спросил он. - Какого ты тут сидишь, сохнешь?
- Тебя жду, - спокойно ответил солдат, и Трокин с ужасом констатировал, что пар у него при этом изо рта не идёт.
- Ну и зачем? - скривился Трокин, нащупывая предохранитель.
- Поговорить надо, - услышал Трокин за своей спиной и, вскинув ствол, резко повернулся. Рядом стоял ещё один солдат. Он был постарше, лет тридцати, голова в бинтах, словно он только что пришёл из госпиталя. Да и форма его отличалась от той, что была на первом. Напоминала совсем о другой войне.
- О чём говорить-то? - прищурился Трокин, из последних сил сохраняя самообладание.
- О белочках-собачках, - эту фразу произнёс третий боец, который неожиданно появился рядом с первым. Он был в шинели и в... папахе с красной лентой наискосок.
- У вас, господин хороший, мама есть? - спросил неведомо как возникший четвёртый, одетый в форму штабс-капитана белой армии.
- А как, - выдавил Трокин, - родила же.
- Родила, к сожалению, - с издёвкой согласился штабс-капитан.
- Вы, мужики, наверное, ряженые, но у меня-то в руках ТОЗ, двенадцатый калибр, - неуверенно предупредил Трокин.
- В руках у тебя ружьё мы видим, в голове вот ничего не видим и в сердце, - сказал красноармеец.
- Ты же понимаешь, стрелять тут бесполезно, - снова заговорил первый.
Трокин начал отходить в сторону, стараясь всех четверых держать на прицеле.
- Вы мне тут хоть чё говорите, а крыша у меня на месте, и если вас эта бабка наняла, то номер не прошёл. Я всё равно сюда вернусь...
- Тро-ки-и-ин! - это крикнул запыхавшийся Пушинский, что бежал по кладбищенской аллее. - Дё!.. Дёргаем отсюда! С бабкой целый взвод ветеранов приехал! Эти!.. Афганцы, мать их!.. Она - мать их! Дёргаем!
- Ты чё, не врубаешься, меня тут тоже в кольцо взяли.
- Кто? - остановился Пушинский, который не видел никого, кроме пятящегося Трокина.
- Рефлексы твои, придурок!
- Это... Пошли, пошли отсюда от греха подальше, - потянул напарника за рукав Пушинский.
Так и пошли они в сторону нового кладбища, поочередно озираясь. На новом кладбище всегда можно было тяпнуть рюмку-другую в компании Василия. Трокин, смачно приправляя речь нецензурщиной, рассказывал, с кем ему довелось сейчас повстречаться, а Пушинский с опаской поглядывал на товарища, сетуя на то, что в рукаве у него нет заветной чекушки. Когда скрип снега под их ногами и матерки Трокина растаяли в морозном воздухе, на столик у Колиной могилы соскользнули белки. Условный рефлекс был устойчив. А потом на аллее появилась тётя Анфиса, как всегда - абсолютно одна. Да и кто в такой мороз поедет на кладбище?..
* * *
Мы подобрали тётю Анфису на остановке. Что-то в этот день у автобусников не срасталось. Рейсы задерживались. Мы же ездили проведать отца, бабушку и недавно убитого племянника Алёшу. В машине было свободное место, и мы позвали тётю Анфису к себе. Не привыкшая быть кому-то обузой, она долго отказывалась, но потом, узнав мою маму, всё-таки согласилась.
- Только до города меня подбросьте, а там я сама, - переживала она.
- Двадцать седьмой год на кладбище ездишь? - уточнила моя мама, которая знала её ещё по работе в областной больнице.