Дежурный по КТуркВО

Мерке – это небольшой город в Казахской ССР, расположенный на середине дороги между тогдашним Фрунзе и тем самым Джамбулом, где тепло, где жила мама всем известного Василия Алибабаевича. Я был родом из Мерке, а своею писулькой Недосекин так поздравлял меня с двадцатилетием. Естественно, что я не обиделся, но его дружеский выпад захотел парировать. Подумывал бы устроить чат на той фанерке, думал, что в ответ написать, но…

В неком городишке наши платформы ждали перецепа, и тут под предлогом внезапной проверки к нам в вагон заявилась военная комендатура во главе с молодым лейтенантом. Проверил он документы, полазил тут и там, заглянул куда голова пролезла – непорядка не выявил. Особо придраться было не к чему, но хотелось же?

Уже уходя, литёха заметил начало нашего нецензурного чата и встрепенулся: «Что за ерунда у вас тут написана и почему это Мерке х@йня, позвольте спросить?!» Недосекин поведал ему «по-дружески» подноготную про мой день рождения, про свой караул, про свои детские обиды… Якоб, говорит, меркенский парень, я воронежский – таким способом перешёптываемся любезностями.

Литёха расплывался в улыбке: «Я ж тоже меркенский!» Присмотрелись друг к другу, обменялись ориентирами – да мы же встречались в прошлые времена? И даже футбол гоняли вместе! Случаются же встречи на бескрайних просторах Советского Союза?! На радостях встречи земляки побратались, естественно, а перед уходом лейтенант ещё и подкинул мне деньжат в связи с днём рождения.

Добрались до Узбекистана, под Ташкентом на сортировочном полустанке снова встали на перецеп. Утром будит всех Недосекин, зовёт смотреть нашу секретную машину. Смотрите, мол, на последствия ночной атаки неизвестных лиц. Под утро дело было, рассказывает, едва остановился состав, ватага подростков решила меня подразнить. Шугнул их автоматом, а те раззадорились и в ответ закидали платформу камнями. Бочину располосовали, булыжником разбили боковой триплекс. Стрельнуть в воздух надо было, дескать, сетовал командир, а мы прибежали, распугали бы или задержали самых яростных хулиганов…

На стоянках свою машину мы охраняли по двое. Когда становилось совсем холодно, лазили в машину, заводили мотор, включали печку и так грелись. Движок-то новый, работал безотказно. Провиант поиссяк к моменту стоянки под Ташкентом, а добирались мы всего дней восемь, хлеб вообще закончился. Огляделись, купить негде. Командир дошёл до машиниста, сколько, мол, ещё стоять будем, и где бы тут хлебом закупиться? Машинист наобещал два часа стоянки, а за хлебушком, говорит, надо идти в посёлок… Который там… в километре, в двух ли ходьбы…

Добежали до магазина, закупились, идём обратно. Выходим на прямую видимость, метров двести пройти, а поезд показал последний вагон и благополучно набрал ход.

И что теперь делать, как догонять? Подходим к станционному смотрителю, так и так, мол, отстали от эшелона – как теперь поступить? Смотритель, отзывчивая душа, обещает, через полчаса пассажирский пойдёт в том же направлении, остановку здесь сделает, подсажу вас, а часа через два нагоните свой эшелон на перегоне. Всё равно его в отстойник загонят ждать, пока этот не пройдёт…

И так вернулись в Ашхабад. Приехали утром, разгрузились, покушали, конечно, пульман и платформу за собою почистили. Старлей пошёл звонить с докладом о прибытии. Вернулся, ругается, что дивизион вышел на учения, приказано немедленно прибыть в расположение. Мы уговаривать, что и так с дороги, и сразу на учения – может, найдём отмазку? Но… приказ есть приказ, сели, поехали…

Вот такая случилась командировка за нашей секретной боевой машиной, схожая с краткосрочным отпуском…

Первая провинность и первые лычки

Из воспоминаний Игоря Кислицина, КТуркВО 1982 – 1984 гг

Одноэтажное здание штаба 2069 обс во времена моей службы находилось сразу за казармой. Вход был как раз напротив комнаты дежурного по части, в центре здания. Коридор можно описать литерой Т, где вертикальная черта вполовину короче накрывающей. С правой длинной части коридора находился постамент с застеклённым высоким и узким шкафом для хранения боевого знамени войсковой части.

На моей памяти знамя покидало опечатанное место хранения только на присягу и на построение, связанное прощанием с командиром части майором Мироновым Василием Петровичем, переводимым на другое место службы.

С противоположной стороны коридора было встроено единственное окно, позволяющее, например, тому же начальнику караула бесшумно и не заходя в помещение проверять состояние часового. Караулка находилась метрах в тридцати от штаба, начкары этим пользовались, проверяли пост как минимум раз за ночь. Часовые об этом знали, естественно, положенные два часа крепились и старались бодрствовать.