Дедушка часто брал меня с собой в лес. С самого начала весенних каникул, когда первые ручейки устремлялись по ещё промёрзшим обочинам и вплоть до поздней осени, когда покрывало из опавших листьев застилало землю, он при любой возможности тянул меня в чащу. То подышать воздухом, то размять ноги после городской жизни, то нагуляться перед учебным годом, то по грибы да ягоды. Не представляю как бабушка уживалась с ним все те годы, ведь она, напротив, никогда не любила прогулки, предпочитая дикой природе тёплый плед и мягкое кресло. Единственное на что её хватало – небольшой садик на заднем дворе, да клумба с неприхотливой геранью у крыльца.
Но вот дед был безустанным. Вечно хвалился, как в молодости вместе с однокашниками прошёл пешком вдоль всего Байкала меньше чем за месяц, да ещё и умудрился поймать огромного осётра, размер которого неправдоподобно увеличивался с каждым пересказом. Вечно строил из себя авантюриста-сорвиголову, а в восьмидесятых, посмотрев первого Индиану, принялся носить широченную шляпу. Ещё и периодически втыкал в неё гусиное перо, становясь безумным гибридом археолога и мушкетёра. Правда, в отличие от оригинала, его головной убор был сделан не из высококачественной кожи, а из ядрёно-фиолетового велюра, что вызывало испанский стыд не только у бабушки, но и у всех свидетелей данного преступления против моды.
Большинство наших прогулок длилось всего несколько часов, но иногда, если позволяла погода и дедушкин график, мы отправлялись в полноценные многодневные путешествия – я ещё хвалился в школе, что научился без подручных средств разводить костёр и метать ножи. Дед всегда брал с собой ружье, если мы собирались идти куда-то дольше, чем на день, однако, начищенное до блеска старинное оружие с витым узором на деревянном прикладе выстрелило при мне лишь единожды.
Мне было четырнадцать. То было утро третьего дня нашей экспедиции к дивному лесному водопаду, который дедушка грозился показать мне последние пару лет. Мы проспали почти до полудня и, позавтракав хлебцами и собранными прошлым днём ягодами, отправились по финишной прямой: до заветной цели оставались считанные километры. Ласковое солнце, пробиваясь сквозь крону над головами, бережливо согревало спину. В воздухе, после лёгкого ночного дождя, ещё витал запах хвои. Дед рассказывал какую-то историю про товарища с работы и злостных куриц, проклевавших надувную лодку в сарае.
Но вот мы, наконец, приблизились к пункту назначения: густой лес сменился редкими деревьями, из земли показались выпирающие серые камни, а сбоку послышалось журчание бегущей под горку речки. Последовав за шумом, мы вышли на небольшую опушку у самого края водопада. Поток прозрачной воды, словно табун лошадей, перепрыгивал через пороги и кружился в маленьких омутах, устремляясь к обрыву и падая с восьмиметровой высоты.
Вдруг дедушка склонился над пропастью и нахмурился, всерьёз обеспокоившись увиденным внизу. Мы обошли водопад и аккуратно спустились по пологому склону. У самого подножия, всего в нескольких метрах от продолжающей тянуться вглубь леса речки, распластавшись на мокрых камнях, лежал окровавленный волк. Такое зрелище было бы сложно забыть, даже будучи взрослым: измазанная кровью пасть; переломленная почти пополам лапа; торчащее из разорванного бока ребро и слипшаяся от воды и грязи шерсть. А за спиной хищника, от самого подножия обрыва, тянулось несколько багровых ручейков.
– Что с ним случилось? – спросил я, опасливо выглядывая из-за спины своего наставника.
– Упал, – отчеканил дед, хмуро вглядываясь в морду зверя. Тот не рычал и не скулил, просто следил за нами своими бездонными чёрными глазами и… Ждал.
– Отвернись и зажми уши, – впервые на моей памяти голос деда звучал так холодно и жёстко. Повинуясь приказу, я отвернулся – вскоре раздался выстрел.
Дедушка повесил дымящееся ружьё на плечо и всё также угрюмо посмотрел вглубь леса. Проследив за его взглядом, я увидел, что след продолжался и перед волком: на рыхлой чёрной земле кровь была незаметна, зато чётко отпечатались лапы, направляющиеся вверх по склону, к вершине водопада. И вдруг я всё понял. Он прыгал. Забирался на утёс и бросался вниз на камни, разбивая о них свою жизнь и оставляя кровавые лужи, медленно смываемые долетающими брызгами воды. После чего кое-как вставал на лапы и снова проделывал тот же путь до вершины, лишь чтобы вновь сигануть в пустоту. Судя дорожкам следов, он успел проделать это минимум четыре-пять раз, прежде чем окончательно рухнул без сил. Взяв меня за руку, дедушка медленно зашагал вглубь леса, высматривая что-то на земле. Примерно в полусотне метров от водопада, среди зарослей папоротника лежала мёртвая волчица и несколько растерзанных волчат.