В эпоху Чаушеску в Румынии, как и во всех странах бывшего советского блока, руководитель страны был идолом, а его разведслужба – волшебной палочкой, способной, как он рассчитывал, превратить страну в собственный храм. Последние месяцы я был еще более, чем когда-либо, загружен работой, и теперь мне вдруг захотелось доставить самому себе удовольствие, хоть какое-нибудь.
Эти несколько недель выдались весьма суматошными. Чаушеску хотел предстать перед мировой общественностью в качестве независимого националиста, способного пробить брешь в «железном занавесе», окружавшем страны советского блока. С этой целью он поручил Департаменту внешней информации, который я возглавлял, пустить в странах Запада слух о его намерении казнить генерала Иона Серба, пойманного с поличным при передаче секретных документов Советскому Союзу. В действительности генерал не был обвинен в шпионаже и не был казнен. Тем не менее вскоре пресса стран Западной Европы и США запестрела статьями о «решительном и мужественном» Чаушеску.
Как только эта байка сработала, Чаушеску направил меня в Банги для подготовки его визита в Центрально-Африканскую Республику. На самом деле моя задача заключалась в следующем: убедить президента Жана-Беделя Бокассу в том, что Чаушеску был настроен не только против Советского Союза, но также и против США, и, очаровав его таким образом, уговорить предоставить «независимому» Чаушеску концессии на разработку некоторых алмазных копий. Как выяснилось позже, решить эту задачу оказалось легче, чем изыскать там салон красоты для Елены. Во время визита в Банги ее румынский парикмахер слег, подцепив кишечную палочку, и я безуспешно рыскал по тропическим джунглям в поисках салона красоты, чтобы Елена смогла привести в порядок свою прическу. Это было частью моей работы.
После я сопровождал своего босса в Каир, но прежде, чем мы вернулись в Бухарест, он направил меня в ФРГ для придания нового импульса реализации его хитрого плана относительно корпорации «Фоккер». Затем румынская контрразведка выявила вербовку сотрудниками КГБ командующего военным гарнизоном Бухареста, и начался сущий ад. На следующий день я должен был обеспечить приезд в Бухарест западных медицинских светил, чтобы те воскресили изможденного Чаушеску. Через неделю мне предстояло уже организовать появление в странах Запада слухов о том, что в Румынии идейные коммунисты, находящиеся под влиянием Москвы, выступили против независимой политики Чаушеску и заставили его провести тайное голосование по вотуму доверия президенту. Он якобы смог с трудом выиграть лишь за счет обещаний повышения заработной платы, сокращения рабочей недели и увеличения пенсий.
– Напугай этих [западных] идиотов, пусть они думают, что могут потерять меня, – приказал он.
Короче говоря, выдалось совершенно особое воскресенье, когда у меня первый раз за долгое время, кажется, появилось несколько свободных часов, которые я мог потратить по своему усмотрению. И мне захотелось как-нибудь развлечься, хотя бы позволить себе просто полить цветы в саду. Пока мы мчались по шоссе Киселева, фешенебельному проспекту Бухареста, ведущему к моей вилле, я смаковал, как через несколько минут буду уже дома, представлял себе, как для начала нырну в бассейн и буду долго плавать, чтобы освежиться.
– Ты сменил воду? – спросил я у водителя. В те годы в Бухаресте было невозможно достать хлорку, поэтому тем номенклатурщикам, которым повезло иметь собственный бассейн, приходилось постоянно менять воду.
– Простите, генерал, – ответил водитель, нервно нажимая на педаль тормоза, хотя шоссе было совершенно свободно. – Я забыл.
Он вытер лоб рукавом. Даже после пяти лет работы у меня его по-прежнему прошибал пот, когда он делал что-нибудь неправильно, хотя не могу припомнить, чтобы я когда-либо на него повысил голос. Может быть, именно в этом и заключалась проблема.
Неловкую тишину в машине нарушил женский голос, прокричавший по радиотелефону:
– Шестьдесят второй, ответьте ноль первому! Повторяю, шестьдесят второй, ответьте ноль первому!
«Шестьдесят второй» был моим позывным в служебной радиосети Чаушеску, а под позывным «ноль первый» проходил он сам.
– Шестьдесят второй отвечает ноль первому! – откликнулся я. С бассейном вопрос был решен.
Не дожидаясь дополнительных указаний, водитель под визг шин развернул машину и нажал на газ. Как по волшебству, все светофоры перед нами сразу переключались на зеленый свет: это милиционеры узнавали нашу машину.
– Очень жаль, товарищ генерал, – посочувствовал мой водитель.
Чаушеску ходил кругами по своей огромной библиотеке, заложив руку за лацкан и двигаясь так быстро, насколько его короткие ножки могли перемещать короткое тельце. Он провел много часов перед зеркалом, оттачивая походку под Наполеона. Этот карлик был его кумиром.
– Кто с кем спал на прошлой неделе? – выкрикнул Чаушеску из другого конца библиотеки, как только заметил меня. Слежка за личной жизнью высших сановников Румынии также входила в круг моих негласных обязанностей.