Дезинформация

Как такой неизвестный, недостаточно образованный писатель, как Рольф Хоххут, мог убедить известного театрального режиссера Эрвина Пискатора хотя бы просто взглянуть на его пьесу, совершенно непонятно. Хоххут заявляет, что показал рукопись в своем офисе. Коммерческий директор Хоххута, Карл Людвиг Леонгард, был настолько впечатлен этой пьесой, что распорядился о ее корректурных гранках. Наряду с данным обстоятельством Леонгард неплохо разбирался в бизнесе и поэтому решил посоветоваться со своим начальником в штаб-квартире медиаконцерна «Бертельсманн» в Гютерсло. Тот будто бы ответил Леонгарду, что данное произведение для издательства слишком вызывающе, так как издательский дом ориентировался на книги для семейного чтения. Тогда Леонгард направил гранки в «Роволт» – крайне левый издательский дом, поддерживавший связи с коммунистическими кругами {615}.

Здесь-то и появляется одна из легенд, как именно Пискатор получил в свое распоряжение пьесу «Наместник». Согласно одному из биографов Хоххута, в феврале 1962 года «неизвестный тридцатидвухлетний автор позвонил Пискатору, чтобы обсудить пьесу, которую их общее издательство посчитало интересной. Это был Рольф Хоххут, и он вел речь о пьесе «Der Stellvertreter», или «Представитель» {616}. Вот вариант честной, незамысловатой истории.

Однако Пискатор дает более интересную версию их первой встречи:

«Когда весной 1962 года я был избран художественным руководителем театра «Фрайе Фольксбюне» в Берлине, … мне позвонил господин Ледиг-Роволт. Его друг Карл Людвиг Леонгард, выступавший в роли посредника, предложил первую работу молодого немецкого писателя, которая была больше, чем «просто» пьеса… Мне прислали ее не в рукописи, как обычно, а в гранках, сделанных не издательским домом «Роволт» [возможным издателем пьесы], а издателем, который после типографского набора признался, что ему не хватило смелости опубликовать ее» {617}.

Пискатор добавляет: «Ни у кого не возникло и мысли о том, что эту пьесу можно поставить, поскольку она выходила за все возможные рамки» {618}.

Пискатор взял представленную ему рукопись. Сначала ему нужно было сократить гигантский размер пьесы Хоххута с восьми часов сценического представления до двух. Пискатор писал:

«Конечно, сложно сделать версию для сценической постановки из «целой» пьесы, вырезать пьесу из пьесы. … В любом случае я согласился с издательским домом «Роволт», что одновременно с берлинской премьерой пьесы будет издана книга как необходимая основа и дополнение» {619}.

Заметьте, Пискатор обещал, что именно он подготовит книгу для публикации ко дню премьеры спектакля, а также, судя по всему, и «документальное приложение», то есть большое количество дополнительных сведений, изданных как «Исторические пояснения» {620}. В биографии Пискатора говорится следующее:

«Спектакль поставили только через год после того, как Пискатор впервые ознакомился с текстом, который он получил весной 1962 года. Благодаря бережному личному участию Пискатора в постановке спектакля удалось избежать скандала, которого так боялись, по крайней мере в Берлине… Постановщик премьеры в Берлине наполовину урезал пьесу, наполовину сократил количество действующих лиц и полностью сосредоточил всю многогранную драматургию на отношении папы Пия XII к гонениям на евреев» {621}.

Как Пискатор и обещал, он своевременно отправил рукопись вместе с «Историческими пояснениями» издательскому дому «Роволт», чтобы книгу издали одновременно с премьерой спектакля.

Хоххут был «совершенно убежден, что, если бы Пискатор не поставил этот спектакль во «Фрайе Фольксбюне», он бы никогда не смог поставить в немецком театре ни одной из своих работ» {622}. Хоххут говорил: «Наместник» – это политика» {623}, и в этом спектакле Пискатор нашел идеальный инструмент для своего политического театра – он создал школу драмы, и именно она, в свою очередь, создала ему имя.

«Благодаря этому спектаклю моя работа в театре обрела смысл», – сказал Пискатор о «Наместнике» {624}. В конечном итоге данное положение вещей привело к созданию «эпического, политического театра, как раз такого, за который я боролся тридцать лет и более» {625}. «Не думаю, что умалю авторов, которые работали со мной в 1920-х годах, если скажу, что именно таким я тогда и представлял себе идеальный спектакль, и он был написан только сейчас…» {626}