DIA

Вот только судить его не получалось. Поймать с поличным и выставить проходимцем – не получалось. Когда на одной из передач пошутили про фонограмму, он поднялся, обесточил студию и вышел на улицу. Чтобы спеть. Благо операторы быстро сообразили, что продолжить съемки вне здания будет эпично. И, о да, было. Диа всегда мог отшвырнуть микрофон в сторону и спеть так, чтобы у вольного или невольного слушателя все сомнения стекли мурашками через позвоночник. Музыка не пререкается и не терпит возражений. Музыка не лжет и не оправдывает. Музыка древнее и современнее всего на свете. В музыке не сомневаются, она – последний аргумент. Во все времена планетой правили голоса: диктаторов и спасителей, монстров и творцов. Континент еще не знал, к кому из них относится Диа. Но хотел узнать. И, замерев, вслушивался.

Говорят, он ведет себя как наемный самоубийца: секс, наркотики, любые другие сумасшествия. Он одевается броско, нахально, вызывающе. К сожалению, не только на сцене. То кричащие цвета, меха, блестки, то черные байкерские куртки и потрепанные «гады». Кажется, ему плевать на моду ровно так же, как на политику. Вот только когда политики появляются на фото со своей дачи, где они, стремясь быть ближе к молодежи, напяливают на себя именно ту футболку, которую он невзначай прорекламировал, Диа смеется. Поклонники и поклонницы, строча один за другим комментарии в соцсетях под новым видео, силятся расслышать в этом смехе нотки фальши или истины, узнать, каков Диа настоящий, где обрывается шлейф сценического образа и начинается человек. Им кажется, они начинают догадываться. Может ли быть только образ? Без человека.

За три года – да, так говорят – у него появилось столько денег, что он в состоянии купить всё и всех. А вот его купить не получается уже ни у кого. И те, кто журил его за беспорядочные связи, начинают жалеть, что не вошли в их число. Самые суеверные поговаривают еще, что он продал душу дьяволу или какому-нибудь богу, который допускает подобное существо к жизни. Или развлекается, выпустив в мир такое биологическое оружие, чтобы поглядеть, как оно там будет.

Но, как можно догадаться, это только часть истории. Для кого-то такая высота – пик славы. Для него – верхушка айсберга. Жизнь Диа – куда больше, чем бытие эскортной блондинкой для элиты на красной дорожке, куда противоречивее, чем Пигмалион и Галатея в одном лице. Он намного лучше. Или хуже. Черт его разберет, если бы он хоть что-то рассказывал, кроме разнящихся от интервью к интервью показаний.

Если бы.

К сожалению, до правды Диа не снисходил. Он, казалось, ничуть не дорожил своим троном, а репутацию строил так, чтобы крылья, опаленные о лучи славы, стали продолжением его шоу. Прагматичный и аккуратный, этот человек, как серийный убийца, никогда не забывался. Весь его внешний блеск был создан именно для того, чтобы ослепить смотрящих.

Чтобы никто из его продюсеров и охранников не знал, куда он исчезает в дни без съемок, записей, концертов. Почти каждое утро до полудня – тоже. Он платит им достаточно, чтобы они его любили и ни о чем не спрашивали. И чтобы его любила вся их семья. И чтобы, если кто-то станет ворчать за ужином, жена пригрозила недоваренным початком кукурузы, а дочка-тинейджер в очередной раз умоляла принести автограф или хотя бы пропуск на концерт поближе к сцене.

Де-юре выкидыш американского шоу-бизнеса с аббревиатурой D.I.A. вместо имени проживает в самых роскошных гостиницах, какие только способен предложить город. Причем, как правило, в нескольких сразу. А вот где он обретается по факту – не знает никто. Те, кто знает, молчат. Если такие вообще есть.

Двадцать четвертого сентября три года назад ему было двадцать. С хвостиком. Город со смешным названием Новый Йорк принимал его дождем и стылым утром. В забегаловке у автовокзала на какой-то из окраин, названия которой на заляпанной табличке он не разобрал, подавали самый обычный завтрак: бургер прожарки «горячее сырым не бывает», кофе с однопроцентным содержанием самого кофе, хорошенько окисшую в масле картошку. Кажется, таким же здесь был и стандартный обед.

Будучи человеком по породе бессмертным, он рискнул позавтракать и пошел пешком по авеню. Мог бы сесть на автобус, но у него были дела. Дела начинались прямо в эту секунду. Нужно было узнать город. Узнать, чтобы сделать его своим.

Но для начала он подошел к первому же мусорному баку, бросил туда алеющий обложкой паспорт и чиркнул зажигалкой. А потом достал томик «Философской мысли» какого-то там века и отвлекся на чтение, время от времени поглядывая на страницы документа в баке. Следил, чтобы сгорела каждая. Дотла.

Затем он делал новый паспорт. И старые фотографии. Паспорт нужен был, чтобы жить в будущем. Фотографии – чтобы показывать якобы существовавшее прошлое.

У него был новый цвет волос – серый. И новое лицо – выщипанные, обесцвеченные брови, консультация у косметолога, линзы, проколотые уши.