На это не было ответа. Я подошел к комоду и открыл ящик, который она выделила для меня только потому, сама этого захотела. Если бы она попросила меня, я бы сделал все, что в моих силах, и свернул бы горы. Не обращая внимания на то, что достаю, я вытащил первое, чего коснулась моя рука, и, скользнув в пару спортивных шорт, вернулся к ней. Я опустился на колени и прислонился к кровати. Взяв ее за руку, я закрыл глаза и поклялся сделать все возможное, чтобы иметь с ней больше времени.
Я отдал бы тысячи дней только за один день с ней.
— Не будь таким грустным, любовь моя. Ты омрачаешь мою радость.
— Прости… — слова застряли у меня в горле. Это было самое близкое, когда кто-то из нас походил к тому, чтобы объясниться в своих чувствах. Мое сердце внезапно оказалось слишком переполненным, чтобы сдержать все это. Я должен был сказать ей. На всякий случай.
— Я люблю тебя, Уиллоу, — выпалил я. Это было так некрасиво. Так совершенно незначительно, учитывая то, как я по-настоящему себя чувствовал. Я хотел в первый раз сказать эти слова при совершенно иных обстоятельствах. Эти три маленьких слова должны стать обещанием будущего, а не прощальными.
— Я знаю, — прошептала она. Улыбка растянулась на ее губах. — И я тебя тоже люблю. Честно, я так счастлива.
Из груди ее торчала стрела, она едва могла говорить, и какой-то странный доктор Вуду блуждал по ее дому.
— Как ты можешь быть счастлива?
— Я так рада, что мне удалось это увидеть, — ее веки закрылись, словно она это представляла. Что это бы то ни было.
— Что? — я погладил ее руку.
— Ты понимаешь,
— Я урод. Монстр.
— Тогда я тоже.
— Нет, — она не монстр. — Мне очень жаль. Тебя бы там не было, если бы не я. Я знаю, что ты была там, потому что ты искала меня.
— Итак, ты можешь принять меня такой, какая я есть, и все равно любить меня? — спросила она, моргая. Ее медный взгляд искал мой, умоляя меня сказать «да».
Наши взгляды встретились и застыли.
Глаза Уиллоу и лани, свернувшиеся рядом со мной на холоде, были такими же. Они таили такую же любовь и одаривали меня таким же почтением. Я мог видеть это сейчас.
— Несмотря ни на что, — я чуть не подавился этими словами.
— Но ты не можешь принять то, что ты такой же? Что мы созданы друг для друга?
Я поднес ее руку ко рту и поцеловал ее. Было гораздо легче принять любую Уиллоу, чем принять правду о себе.
— Две идеальные половинки, — продолжила она. — Две души, обречённые на то, чтобы найти наш путь назад друг к другу, — она снова кашлянула и поморщилась.
— Тебе нужно прекратить говорить, Уиллоу. Будет еще много времени, чтобы поговорить позже, — я надеялся, что не буду давать обещания, которые не смог бы выполнить.
— Но мне так много нужно тебе рассказать. Твой отец… — снова кашель сотряс ее тело, и она вскрикнула от боли.
Через секунду я был на коленях около нее, готовый просить и умолять.
— Больше не надо. В данный момент имеет значение только одно, — мы все еще держались за руки, я наклонился и поцеловал ее в губы, стараясь нигде ее не касаться. — Я не знаю, кто я, но я принимаю нас… что бы это ни значило. Я хочу больше времени с тобой, и я все для этого сделаю, я все понимаю.
— Хорошо, — ее дыхание было слабым у моих губ. Слишком слабым.
— Я помогу тебе в этом, а потом ты поможешь мне справиться с тем, что будет дальше. По рукам?
Она улыбнулась. Улыбка была слабой, но решительной.
— По рукам. Мы должны доказать Клайву, что это правда. Не так ли, Клайв?
— Правильно, — сказал Клайв сзади. Голос его был спокоен, глаза влажными, и я подумал, как долго он там стоял. Он поманил меня тощим пальцем. — Иди сюда, мистер Диаборн.
Мы отошли от Уиллоу, хотя я не сводил с нее глаз.
— Какой план? По моей оценке, стрела вошла на пару сантиметров в ее грудь.
— По крайней мере, приблизительно. План состоит в том, что ты вытащишь ее. Чем быстрее, тем лучше, потому что это будет болезненно и…
— Нет, — перебил я. Я знал достаточно о ранах, чтобы понять, что то, что он предлагает, только сделает ее ранение более опасным. Ей нужна операция. Обезболивание. Стерильная среда. У нас не было ничего из перечисленного, и создать необходимые условия мы не могли. — Извлечение ее вызовет слишком большой урон.
— Нет выбора. Мы должны вытащить серебро из ее организма. Это убивает ее.
— Сколько?
— Счет идет на минуты, а не часы.
Я проглотил свой страх.
— А если она истечет кровью?
— Не истечет. Как только ты ее вытащишь, я положу это на рану, — он поднял маленькую миску. — Это настойка лопуха, эхинацеи, таволги, расторопши и желтого щавеля. Это обратит влияние серебра и замедлит кровотечение. Будь готов оказать на нее давление, и когда она будет готова, мы выведем ее на улицу. Ей нужно будет обратиться, как только она сможет.
— Это разумно? — я чувствовал, как менялось мое собственное тело. Что бы ни было вовлечено в перестройку наших молекул, чтобы сделать обращение возможным, это не может быть хорошо для нее в ее нынешнем состоянии.