Диадема Марии Тарновской

Когда она ушла, оставив после себя легкий запах духов, он опустился на кровать и застонал, понимая, что несколько минут назад подписал смертный приговор родному брату.

Глава 23

Приморск, наши дни

На следующий день я не сразу поехал в Приморск, сначала побродил по городку, надеясь ее увидеть, но не увидел.

Настроение было препаршивое. Я залез в автомобиль и отправился к нелюбимой жене, думая, что сегодня притворяться любящим мужем выше моих сил. Я боялся сорваться, нагрубить, ударить.

На мое счастье, звонок Надежды застал меня в дороге. Она сообщила, что ей нужно срочно лететь в Москву и ужин на столе. В последнее время жена старалась баловать меня разными вкусностями, которые все равно казались мне пресными.

Первой мыслью было повернуть обратно, но я передумал. Я ничего не знал о новой знакомой – ни имени, ни места работы, ни места жительства. Она сказала, что приехала по делам, но надолго ли?

С такими мыслями я вернулся в Приморск, зашел в дом – две недели назад мы переехали в особняк ее отца, почти в центре города, принял ванну, не притронувшись к ужину, и отправился бродить по темным улочкам.

В тот вечер было невыносимо жарко. Днем плавился асфальт, автомобилистов предупреждали о возможном возгорании двигателей, любителей природы напутствовали не разводить костры, и сумерки не давали живительной прохлады. Однако я предпочел духоту улицы прохладе комнаты – дом навевал на меня тоску – и поплелся на набережную.

Как всегда летом, в нашем городе было много приезжих. Реки людей текли по улицам, слышался смех, а мне было грустно. Я постарался найти местечко подальше от людских взглядов и сел на скамейку под сладко пахнувшей японской акацией. Несколько ее пожухлых цветков не розового, а ржавого цвета валялись под ногами.

Я вспомнил, что когда-то здесь был большой парк с множеством южных деревьев и кустарников. Пирамидальные кипарисы встречали гостей как стражники, хвоя итальянских сосен серебрилась на солнце, крымские сосны со своим кривым стволом, почему-то примостившиеся рядом с этими красавицами, выглядели довольно непривлекательно. Несколько кустов ядовитого олеандра с глянцевыми узкими листьями склонили гроздья розовых, как заря, цветов к земле. В маленьком пруду цвели розовые лотосы. Их огромные листья, почему-то напоминавшие мне виниловые пластинки, покоились на воде, спокойствие которой нарушали лишь водяные пауки. Они, как фигуристы, катались на своих тонких нитеобразных ногах по зеленоватой глади, оставляя почти незаметную рябь. А магнолии… Вы видели, как они цветут, создавая какое-то буйство красок?

Да, вот такая красота была здесь до девяностых. А потом сюда пришли товарищи вроде отца Надежды, вырубили деревья и кустарники, невзирая на то, что некоторые из них были занесены в Красную книгу – деньги решили и этот вопрос, – и построили особняки. И ни одна живая душа не посмела их остановить.

Я горестно вздохнул. После таких воспоминаний очень хотелось закурить, но я давно бросил, и сигарет у меня не было. Когда на соседнюю скамеечку села женщина, я вздрогнул: те же белые волосы, та же точеная фигура.

Я прерывисто задышал, не веря своему счастью, и подался вперед. Она откинула прядь волос и взглянула на меня с интересом.

Даме оказалось лет под пятьдесят, и я торопливо встал и ушел.

Гулять расхотелось. Я вернулся домой, снова принял душ, стараясь смыть вместе с по́том страсть к незнакомой девушке, и бросился на прохладные простыни.

Я знал, что в эту ночь не усну. Да и в другую тоже. Мне нужна была она.

Глава 24

Киев, 1898 г.

Мария сидела в кондитерской, за столиком у окна, пила кофе со сливками, отщипывала кусочки от мягкой сладкой булочки и слушала Петра.

Молодой человек выполнил свое обещание: переписал наследство на Василия, и теперь, держа за руку любимую женщину, заглядывал ей в глаза, будто ища благодарности.

– Отец очень удивился и обозвал меня дураком. – Петр слегка нахмурился, вспомнив неприятную домашнюю сцену, и гладкую кожу на лбу прорезала морщинка. – Мама согласилась с ним. Я понял, как ты была права, когда посоветовала мне это. – Он взял белоснежную салфетку, принялся нервно ее мять. – Родители всегда говорили, какой я вспыльчивый, и, узнав о нас, обязательно приняли бы меры, чтобы нас разлучить. Но теперь нас ничто не разлучит, правда?

Мария не ответила, лишь погладила его по щеке:

– Ты хороший мальчик, Петя. А сейчас мне, к сожалению, пора. Сам понимаешь, нужно, чтобы Василий ничего не подозревал.

В ее голосе слышались какие-то чужие, холодные нотки, словно эта была уже не та, не совсем та женщина, близкая и родная, и он нервно закивал, как послушный ученик, лишь бы заслужить ее похвалу, ее улыбку.

– Да, да, я понимаю. Но я надеялся. – Петр робко перевел умоляющий взгляд на соседнее здание – гостиницу.

Он был готов на все, чтобы снова испытать блаженство любви с этой удивительной женщиной.

Но Мария резким движением отставила тарелку с недоеденной булочкой и встала, поправляя платье: