На этот раз я не стал возражать и отправился с ней в магазин. Я даже чувствовал к ней нежность за то, что она, сама того не зная, помогала мне воссоединиться с любимой женщиной. Когда жена примеряла очередное платье, я обнял ее за плечи и шепнул:
– К этому наряду очень пошла бы диадема. Ты не хочешь взять ее в горы?
Она рассмеялась:
– Это шутка, да? Неужели ты думаешь, что я стану носить ее в богом забытом месте? К тому же это дорогая вещь. Мало ли что может случиться.
Я огорчился, но ненадолго. Приехав домой, я увидел коробку с камерой, которой запасся, когда хотел выведать код от сейфа. Елена была не права, мой первоначальный замысел оказался не так уж и плох. Я установил камеру напротив сейфа и уже на следующий день знал код, который жена от меня, впрочем, и не особенно скрывала – я просто никогда об этом не спрашивал. Перед отъездом, когда Надежда уехала в ресторан, чтобы заказать еду, я открыл дверцу и вытащил сокровище, искренне надеясь, что сегодня жене не придет в голову сюда заглядывать. Удача была на моей стороне: супруга не открыла сейф. Когда мы сели в машину, диадема мирно покоилась в моей сумке.
Глава 43
Огромный особняк сиял огнями. Богатые экипажи подвозили гостей к парадному входу, и лакеи помогали женщинам снять накидки. Оркестр, состоявший из лучших музыкантов города, старался изо всех сил, наполняя помещение приятной музыкой. Расфуфыренные женщины, разодетые в пух и прах, шествовали со своими мужьями по мраморной лестнице, покрытой ковром.
Василий, войдя под руку с Марией в зал, с неудовольствием заметил своего родственника, бывшего любовника жены, Павла Голенищева-Кутузова, стоявшего возле тяжелой синей бархатной портьеры и потягивавшего шампанское.
«И этот здесь!» – подумал он и огляделся в поисках Боржевского.
Нынешний воздыхатель уже несся к ним на всех парусах. Он припал к руке Марии, вызывая шепот неодобрения.
– Пойдем. – Василий взял ее за локоть, но она кокетливо выдернула его.
– Куда? Мне хорошо и здесь. Стефан, как вы находите наших красавиц? По-моему, их наряды гораздо менее пышные по сравнению с прошлым годом.
Боржевский что-то учтиво отвечал, но Василий его не слышал. Он молил Бога, чтобы дал ему силы выдержать эту пытку до конца.
Тарновский видел, как молодые дочери князя, которых таскали по балам в надежде на выгодную партию, отошли к стене и стали показывать на него пальцем. Княгиня-мать, стоявшая рядом в пышном черном платье, шикнула на них, но девушки продолжали глазеть на странную, по их мнению, семейную пару.
Когда к ним подошел Павел Голенищев-Кутузов, Василий почувствовал, как закололо сердце.
– Приветствую тебя, Василий. – Он галантно поклонился, и Тарновский с ненавистью уставился на его белый пробор в черных волосах. – Приветствую и вас, прелестная Мария. Скажите, вас уже пригласили на мазурку?
– Я давно сделал это. – Стефан выдвинулся вперед и выпятил грудь, как голубь, ворковавший возле голубки.
Голенищев-Кутузов прищурился:
– Не имею чести вас знать.
– Это мой очень-очень хороший друг Стефан Боржевский, – отрекомендовала его Мария, кокетливо улыбаясь и обмахиваясь белым веером. Супруга покоробило от слова «очень», на которое она с умыслом сделала ударение. – Павел, как вы находите мое новое платье? Не правда ли, оно прелестно?
Граф зарделся:
– Оно так же прелестно, как и вы, Мария. Поверьте, вы украсите любое платье.
– Вы всегда были галантным кавалером. – Тарновская прижалась к нему бедром, и Василий похолодел. – Пожалуй, я станцую с вами.
Это было сказано громко, вызывающе громко, и князь Василевский, слывший большим бабником, тотчас поспешил к ним. Он смотрел на Марию с восторгом, и Василий подумал, что распущенность жены делала ее еще привлекательнее в глазах мужчин. Сейчас они слетятся к ним, как мухи на сахар.
– Скажите, дорогая Мария, у вас все танцы расписаны? – поинтересовался князь, буравя ее своими масляными глазками.
Она пожала плечами и томно, многообещающе улыбнулась:
– Здесь нет нашего хорошего друга Протасова. Ему я всегда оставляю кадриль.
Князь наклонился к ее маленькому уху и принялся что-то говорить, касаясь губами рыжих завитков. Мария громко смеялась.
Мужчины оттеснили несчастного супруга к окну, окружили жену, наперебой приглашая ее танцевать и говоря комплименты. Он чувствовал злобу, горечь, но ничего не мог поделать. В зале находились особы, приближенные к императорской семье, и ему бы не хотелось, чтобы о его жене узнали в самых верхах.
Василий принялся теребить пуговицу на фраке, оторвал ее и с негодованием бросил на паркетный пол. Мария не обращала на него никакого внимания, ей давно не было дела до его чувств и его репутации.
Когда раздались звуки вальса, обольстительница почти не смотрела на пару, открывшую бал, – красивую графиню с блестящим гвардейским офицером. Она была занята своими мужчинами.