Диадема Марии Тарновской

Его показания дали возможность арестовать Прилукова и Тарновскую, и сладкая парочка, наконец оказавшись за решеткой, принялась оговаривать друг друга, чтобы избежать наказания.

Дело было передано в суд.

Промозглым декабрьским утром к берегу подошла большая гондола. Когда она причалила, Мария, одетая в черное платье, в черной шляпе с такой же вуалью, не позволявшей зевакам разглядывать ее пылавшее лицо, осторожно ступила на берег в сопровождении карабинера.

Толпа, встречавшая подсудимую, заволновалась и нахлынула, как огромная волна, желавшая поглотить хрупкую женщину и полицейского. Другие карабинеры, стоявшие с резиновыми шлангами в руках и в любой момент готовые окатить толпу холодной и грязной водой из канала, приняли стойку смирно. Видя их полные решимости лица, репортеры и другие любопытные немного отошли назад, как вода во время отлива.

– Мария, мы желаем вам успеха! – послышался звонкий юношеский голос. – Вы самая прекрасная женщина на свете! Мы верим, что вы невиновны. Суд оправдает вас.

В черную фигуру кометой полетел букет растрепанных фиалок. Мария попыталась поймать его, но промахнулась, и фиолетовые с желтой серединкой цветы упали в грязь.

Конвоир нагнулся и подал ей букет. На его румяном от холода лице появилась улыбка.

Тарновская поблагодарила царственным кивком головы и прижала цветы к груди.

«Я тоже верю, что меня оправдают, – подумала она. – Но какая у моего сторожа смешная шляпа! Такие делают дети из газеты».

Поступок юноши придал смелости остальным. В Марию, как в великую актрису после блистательного спектакля, бросали розы, гвоздики и другие цветы – все, что пылкие мужчины могли купить у цветочниц.

Женщина прошествовала мимо них как королева, высоко держа голову, и в толпе послышались восхищенные возгласы.

Когда они подошли к ступенькам здания суда, полицейский галантно подал ей руку, и Мария оперлась на нее, почувствовав, как сильная ладонь дрожит. Ее обаяние и на этот раз действовало безотказно.

Тарновская была спокойна. Ее адвокат пообещал оправдательный приговор, и она свято верила его словам.

Ну в самом деле, за что ее судить? Она никого не убивала. Если этот дурачок Наумов и прикончил своего родственника, то только по собственному желанию.

Мария вошла в зал, отметив про себя, что он полон до отказа, и скромно присела на отведенное ей место. Строгий судья с залысинами начал что-то гневно говорить, но женщина его не слушала. Она ждала речи адвоката, думая о том, что ужасно устала.

Следствие по делу Комаровского велось целых три года и было очень утомительным и долгим. Показания свидетелей переводились с одного языка на другой, а самих свидетелей оказалось ни много ни мало – двести пятьдесят. Эксперты, занимавшиеся ее делом, все были уверены в ее виновности, кроме, пожалуй, одного – профессора Босси.

Адвокат уповал на него: по его словам, Босси должен был научно доказать, что его подзащитная не виновата.

Мария чуть приподнялась, поискала взглядом профессора, и, не найдя, покосилась на Прилукова. Тот ответил ей страстным взглядом, но Мария облила его презрением. Бывший присяжный поверенный активно сотрудничал со следствием и, как и Наумов, рассказывал все: о своей неземной любви к Марии, о ее желании избавиться от мужа и от Комаровского. Чтобы получить меньший срок, он даже солгал, сказал, что якобы телеграмму с угрозами от имени Наумова Комаровскому давала Тарновская, но это было чистейшее вранье. Нет слов, текст они сочиняли вместе, но отправлял Донат.

Мария стиснула пальцы и подумала, что Николай оказался не таким дураком, каким они его представляли. В тюрьме до него дошло: коварная возлюбленная со своим любовником определили его в козлы отпущения, а сами планировали тратить деньги Комаровского и наслаждаться жизнью. Показания полились из него, как вода из крана. Это, конечно, было неприятным известием. Неудивительно, что Наумов никогда не вызывал у нее никаких чувств. Жалкие, презренные червяки вызывали разве что сожаление.

Тарновская вздохнула и прислушалась. Подумав о мужчинах, сидевших с ней на скамье подсудимых, она на несколько минут будто выпала из судебного процесса и сейчас возвращалась обратно.

Судья с залысинами уже закончил, выступали эксперты, которые один за другим предъявляли улики, свидетельствовавшие о виновности Тарновской и Прилукова.

Мария зевнула и прикрыла рот ладонью. Ее лицо приняло равнодушное и холодное выражение, и это не осталось незамеченным.

Судья, встав со своего места, указал на подсудимую:

– Господа, у этой женщины не осталось никаких чувств, кроме самообожания.

– Позвольте вам возразить. – Профессор Босси, полный, страдающий одышкой старик лет семидесяти, тяжело поднялся со стула. – Поверьте, Мария не жестокая убийца, это глубоко несчастный человек, который нуждается не в осуждении, а в лечении. Она больна женской болезнью, и болезнь эта, к сожалению, еще неизвестна науке.

Его речь вызвала бурю негодования со стороны экспертов, и старик, махнув рукой, словно говоря, что сделал все возможное, опустился на стул.