Дядя Бернак. Тайна Клумбера. Роковой выстрел (сборник)

– Права? Конечно, права. Но будем осторожны, он следит за нами.

Мы шли по краю пересохшего рва, и когда я посмотрел по указанному направлению, в одном из окон я увидал его маленькое желтое лицо, обращенное в нашу сторону. Заметив, что я смотрю на него, Бернак приветливо замахал рукою.

– Теперь вы знаете, что руководило им, когда он спас вашу жизнь, как вы мне сказали, – проговорила она. – В его интересах женить вас на своей дочери, и потому он оставил вас в живых. Но если мой отец поймет, что это невозможно, о, тогда, мой бедный Луи, берегитесь, тогда ему, опасающемуся возвращения де Лавалей, не останется ничего иного, как уничтожить их последнего представителя!

Эти слова и желтое лицо, караулившее нас из окошка, показали мне всю громадность грозившей мне опасности. Во Франции никто не мог принять во мне участия! Если бы я и вовсе исчез с лица земли, никто даже и не осведомился бы обо мне; следовательно, я был вполне в его власти. Все, что я видел сегодня ночью своими глазами, говорило мне о его жестокой беспощадности, и с этим-то зверем я должен был бороться!

– Но ведь он же знает, что ваше сердце принадлежит другому, – сказал я.

– Да, он знает это, и это мне тяжелее всего. Я боюсь за вас, за себя, но больше всего за Люсьена. Отец не позволит никому стать поперек своей дороги!

Люсьен! Это имя промелькнуло передо мною, как вспышка огня в темную ночь. Я много раз слышал о страстности и силе женской любви, но разве можно было предположить, чтобы эта гордая, сильная духом девушка любила то несчастное существо, которое я видел этой ночью трепетавшим от страха и унижавшимся перед своим палачом? Я вспомнил также, где я впервые видел имя Сибиль. Оно было написано на первом листе книги: «Люсьену от Сибиль» – гласила надпись. Я вспомнил также и то, что мой дядя говорил ему что-то о предмете его страсти.

– Люсьен – горячая голова и быстро увлекается, – сказала она. – В последнее время он много занимался чем-то с отцом; они по целым часам не выходили из комнаты, и Люсьен никогда не рассказывал, о чем они переговаривались между собой. Я боюсь, что это не доведет до добра: Люсьен скорее скромный ученый, чем светский человек, но в последнее время он слишком увлекается политикой!

Я не знал, молчать ли мне или показать весь ужас положения, в которое попал ее возлюбленный. Пока я колебался, Сибиль с инстинктом любящей женщины угадала, что происходило во мне.

– Вы знаете о нем что-нибудь? – почти крикнула она. – Я знаю, что он отправился в Париж. Но, ради бога, скажите, что вы знаете о нем?

– Его зовут Лесаж?

– Да, да, Люсьен Лесаж!

– Я… я… видел его, – запинаясь проговорил я.

– Вы видели его! А ведь не прошло еще двенадцати часов, как вы здесь. Где вы видели его? Что случилось с ним?

В припадке тревоги Сибиль схватила меня за руку. Было бы жестоко сказать ей все, но молчать было бы еще хуже. Я в смущении стал смотреть по сторонам и, к счастью, увидал на изумрудной лужайке дядю, приближавшегося к нам. Рядом с ним, гремя саблей и позвякивая шпорами, шел красивый молодой гусар, тот самый, на которого было возложено попечение об арестованном в прошлую ночь. Сибиль, не колеблясь ни минуты, с неподвижным лицом, на котором выделялись пылавшие как уголья глаза, бросилась к ним навстречу.

– Отец, что ты сделал с Люсьеном? – простонала она.

Я видел, как передернулось его бесстрастное лицо под этим полным ненависти и презрения взглядом дочери.

– Мы поговорим об этом впоследствии, – в замешательстве сказал он.

– Я хочу знать сейчас же и здесь! – крикнула она. – Что ты сделал с Люсьеном?

– Милостивые государи, – сказал Бернак, обращаясь к гусару и ко мне, – я очень сожалею, что заставил вас присутствовать при семейной сцене. Но вы, вероятно, согласитесь, лейтенант, что оно так и должно быть, если принять во внимание, что человек, арестованный вами сегодня ночью, был ее самым близким другом. Даже эти родственные соображения не помешали мне выполнить мой долг по отношению к Императору. Мне, конечно, было только труднее исполнить его.

– Очень сочувствую вашему горю, – сказал гусар.

Теперь Сибиль уже обратилась прямо к нему.

– Правильно ли я поняла? Вы арестовали Лесажа?

– Да, к несчастью, долг принудил меня сделать это.

– Я прошу сказать мне только правду. Куда вы поместили его?

– Он в лагере Императора!

– За что арестован Лесаж?

– Ах, мадемуазель, право же, не мое дело мешаться в политику! Мой долг – владеть саблей, сидеть на лошади и повиноваться приказаниям. Оба эти джентльмена могут подтвердить, что я получил от полковника Лассаля приказание арестовать Лесажа.

– Но что он сделал и за что вы его подвергли аресту?

– Довольно, мое дитя, об одном и том же, – строго сказал дядя, – если ты продолжаешь настаивать на этом, то я скажу тебе раз навсегда, что Люсьен Лесаж взят как один из покушавшихся на жизнь Императора и что я считал своей обязанностью предупредить преднамеренное убийство.