Читаем Дядя Фёдор, пёс и кот полностью

Они пошли вдоль речки. Печкин с ящиком, а Иванов-оглы просто так. Печкин никак не хотел с ящиком расставаться. Надо, чтобы все понимали, что это его ящик. Он прошёл немного, устал и говорит:

– Надо мне сесть на ящик, посидеть.

Шарик из ящика как закричит:

– Да ты что, совсем?! С приветом?!

Печкин испугался даже.

– Ой, – кричит, – радио заговорило!.. Гуманитарное.

Шарик спохватился и начал сообщать новости дикторским голосом:

– Вчера вечером ровно в шесть часов с приветом к избирателям обратился депутат Селёдкин.

Печкин удивился страшно и спорит:

– Нет у нас такого депутата!

Шарик в ответ:

– А я и не про вас говорю! – И дальше шпарит: – Продолжаем последние известия. Новости с полей. На полях ничего нового. Всё уже убрали: и картошку, и кукурузу, и свёклу, и помидоры, и арбузы, и… бананы, и… студентов.

Больше он ничего придумать не мог, никаких последних известий. А Печкин и Иванов ждут. Делать нечего, Шарик как забормочет:

– За последнее время участились случаи… Участились случаи… Участились случаи…

А какие участились, он придумать не успел. Иванов-оглы говорит:

– Заело! Надо стукнуть как следует!

«Тебя самого надо стукнуть как следует!» – думает радио-Шарик.

– Участились случаи… нападения почтальонов на собак.

Печкин даже вздрогнул:

– Чего-чего? А ну-ка, повторите. Какие случаи участились?

Шарик так неуверенно повторяет:

– Случаи нападения почтальонов на собак.

– Да нет! – кричит Печкин. – Вы всё путаете! Это собаки на почтальонов нападают! У меня вон все штаны грызанные. Это какое-то противное радио. Его надо в речку выбросить.

– Да вы не нервничайте, – замечает Иванов-оглы. – Придём домой и разберёмся, какое это радио. И почему оно так странно агитирует. Идти два шага осталось.

Они дальше Шарика понесли. А Шарик им стал погоду на завтра говорить:

– Ожидаются заморозки, переходящие в наводнение. Ожидается землетрясение, переходящее в солнечное затмение. Местами снег, местами град, местами кислый виноград.

У них так глаза и вылупились.

Шарику уже трудно было остановиться:

– Передаём программу на завтра. Завтра будет такая программа – закачаетесь.

– Почему? – удивился Печкин.

Шарик и сам не знал почему. Он и ляпнул:

– Музыку будем для хромых передавать!

В это время кот Матроскин уже проснулся и завтрак готовил. Он варил кашу на молоке, целое ведро, а сам думает: «День-два я ещё выдержу. Ну три. А на неделю меня уже не хватит. При таком количестве народа целую столовую надо содержать».

Он наскоро накрыл на стол, поставил творог, простоквашу, хлеб из магазина и с трудом горячее ведро на стол принёс.

На вкусный запах стал народ подтягиваться. Скоро папа с мамой пришли, дядя Фёдор и тётя Тамара Семёновна. Только Шарика не было и Печкина с Ивановым-оглы.

Тётя Тамара говорит:

– Нельзя без них завтрак начинать.

Дядя Фёдор спрашивает:

– Почему?

– У нас в армии так принято было. Мы всем полком за еду садились.

Матроскин говорит:

– А если они с Шариком на охоту пошли, на утреннюю зорьку? И вернутся только к вечеру?

– Такие события заранее планировать надо, – говорит тётя Тамара. – Я думаю, что с этого дня мы все будем жить по плану.

Тут как раз Печкин и Иванов пришли с «гуманитарным радио». Они это радио ещё по дороге из ящика вытряхнули – такого он им наговорил. Они тоже за стол сели, стали кашу есть и тётю Тамару слушать.

– Подъём у нас будет в семь, – говорила тётя Тамара. – Это поздновато, но для зимнего времени хорошо. После этого бег босиком по снегу полкилометра. От этого полезность идёт невероятная. Потом завтрак. Потом общественная работа. Потом…

Тут из Шарика выскочило:

– Суп с котом.

– Это что, шутка? – спрашивает тётя.

– Юмор, – отвечает Шарик.

– Для юмора у нас будет определённое время, – говорит тётя Тамара. – Приблизительно с пяти до шести по субботам.

– А как мы сегодня день проведём? – спрашивает мама.

– На сегодня у нас такая программа намечена, – отвечает тётя, – Матроскина с Шариком мы бросаем в речку рыбу ловить. У нас по понедельникам будут рыбные дни. Пусть берут удочки и уходят удить.

Она посмотрела на Шарика и Матроскина и сказала:

– Возражений, конечно, нет?

Возражения, конечно, были. Особенно у Шарика: он не любил рыбные дни. Да и Матроскин не особенно их любил. Он любил молочные дни и сосисочные. Но возражать они не стали. Лучше уж на берегу с удочкой сидеть, чем устав строевой и караульной службы изучать.

– Папа с мамой займутся научным трудом. Я им шесть томов «Введения в педагогику» привезла. Перевод с немецкого. Занимательная книга для тех, кто понимает. Не оторвёшься. Возражений, конечно, нет?

Возражения были у мамы. Зачем ей педагогику изучать, когда у неё кот Матроскин педагог. Но она решила заняться педагогикой, чтобы папу в педагогику заманить.

Папа попробовал схитрить:

– Тамара Сергеевна, зачем нам силы распылять? Давайте мы и меня на речку бросим с удочкой. На рыбном фронте я больше пользы принесу. Мама Римма одна с педагогикой справится.

– Нет-нет, – возразила тётя Тамара. – На рыбный фронт мы тебя с мамой в следующий понедельник бросим. Когда вы все тома освоите. Сейчас у вас будет усиленный курс.

Она посмотрела на дядю Фёдора:

Перейти на страницу:

Все книги серии Простоквашино

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза