Дядя Ник и варьете

Из четырехчасового лондонского поезда высыпала куча народу, но я без труда отыскал Филиппа Тьюби, который был так похож и так не похож на Барни. Он пытался справиться с огромным чемоданом, никак не хотел уступить его мне, но согласился нести вместе. Мне показалось, что я иду рядом с чудесно преобразившимся Барни. Филипп Тьюби был человеком крайне серьезным, держался с большим достоинством и одет был очень аккуратно, не то что Барни, который всегда выглядел безнадежно обтрепанным и грязным. В борьбе за такси мы потерпели неудачу, но по дороге нам все же удалось поймать машину, чему я был рад, так как все прохожие скалили зубы и тыкали в нас пальцами. Я еще на вокзале прочел переданный мне дядей Ником адрес миссис Шурер и в пути завел с Филиппом Тьюби серьезный разговор.

— Пока я не забыл, мистер Тьюби, — начал я. — Мистер Оллантон просит вас быть у него завтра утром, в половине двенадцатого. — Тут я дал ему адрес нашего пансиона. — Приходите обязательно, дядя считает, что это очень важно.

— Если это важно для него, — серьезно ответил Филипп Тьюби, — значит, важно и для меня. — Он вытащил записную книжку и записал время и адрес. — Я с удовольствием думаю о работе с мистером Оллантоном, его хорошо знают и очень уважают среди людей нашей профессии. Вы имеете представление о том, что он хочет мне предложить, мистер Хернкасл?

— Нет, мистер Тьюби. Но дядя, без сомнения, все вам расскажет. Вы бывали раньше в Блэкпуле?

— Работал в цирке один сезон, несколько лет назад. Между номерами выбегал и падал вместе с коверными. Чтобы рассмешить детей… всех возрастов. Я обожаю малышей, люблю, когда они смеются, но не взрослых, мистер Хернкасл, только не взрослых. Города я почти не видел, ведь два представления в день, я часто очень уставал: двое из клоунов вели себя грубо. Но я, мистер Хернкасл, человек серьезный и считаю, что жизнь — дело серьезное, а когда целый большой город предается распутству и корысти, разве это полезно для страны, мистер Хернкасл?

— Вероятно, нет. Но надо видеть города, из которых прибыли эти люди, мистер Тьюби. Мы играли в некоторых из них. Неудивительно, что они съезжаются сюда и сорят деньгами.

Он обернулся и посмотрел на меня печальными, мудрыми глазами:

— Я не виню их, мистер Хернкасл. Но неужели все эти деньги необходимо расшвырять здесь? А что, если истратить их дома, чтобы улучшить родные места? У нас так много грязных, уродливых городов.

— Я знаю, мистер Тьюби. С тех пор как мы познакомились, я побывал в некоторых из них.

— То был не очень приятный для меня день, пока мистер Оллантон не спросил, как мое имя и где я работал, и пока я не понял, что, может быть, речь пойдет об ангажементе. Вы знакомы с этой миссис Шурер, мистер Хернкасл?

— Нет, но ее знает дядя. Город переполнен, и он наверняка выяснил, что у нее есть для вас место.

— Я весьма ценю это, мистер Хернкасл. Он очень внимателен, очень.

Я согласился с ним, но про себя удивился, так как дядю Ника трудно было назвать чересчур внимательным в таких делах. Но ведь странным и таинственным был и внезапный вызов Филиппа Тьюби, который для номера нам вовсе не требовался, и само поведение дяди Ника. В частности, почему он потребовал, чтобы завтра я убрался из берлоги задолго до прихода Тьюби.

Миссис Шурер жила в новых домах за Северным пляжем. Когда мы подтащили к входной двери чемодан Тьюби, изнутри послышались громкие голоса двух ссорившихся людей. На звонок вышла миссис Шурер: это была постаревшая, крашеная Дорис Тингли, и по ее лицу видно было, что она только что кричала.

— Входите, входите. Вы ведь племянник Ника Оллантона, не так ли? Рада познакомиться. Я раньше работала с Ником. А это…

— Мистер Тьюби, — поспешно вставил я.

— Здравствуйте. У меня осталась только комнатка на чердаке, но чистая и уютная.

— Это именно то, что нужно, спасибо, миссис Шурер.

Мы стояли в маленькой передней, в которой вдруг сразу стало тесно, так как сюда ввалился какой-то толстяк. Лицо у него было как пунцовая луна; ворот рубашки расстегнут, а штаны не желали сходиться на огромном брюхе; он пыхтел сигарой, точно рассерженный локомотив, короткими, гневными затяжками.

— А это мой муж, Макс. Вы, наверное, слышали нашу перепалку. Я покажу вам комнату, мистер Тьюби, багаж пока оставьте здесь. А ты, Макс, не дыми, когда беседуешь с молодым человеком.

Макс Шурер говорил по-английски бегло, но акцент у него был невообразимый. Он провел меня в гостиную, заполненную всякими безделушками, фотографиями актеров и бесконечным количеством всевозможных газет, английских и иностранных.

— Хотите пива? Нет? Тогда прошу извинить: после перепалки с женой я сильно хотеть пить.

И он одним глотком осушил полный стакан пива.