Дядя Ник и варьете

Она сердечно простилась с миссис Фостер-Джонс, поблагодарила от нашего общего имени Мюриел Диркс за «чрезвычайно интересный ленч», и мы поехали. Она выпила два двойных виски в том же маленьком баре, а я быстро проглотил кружку пива; на обратном пути Джули прижималась ко мне, волнуя незаметными для других прикосновениями, а сама громко и как ни в чем не бывало разговаривала с сидевшими впереди Фостер-Джонсом и Арнольдом. Теперь машина вела себя лучше, но в конце путешествия нам пришлось ползти с черепашьей скоростью, потому что в Лидсе к обычным декабрьским сумеркам прибавился еще и туман.

Мы собрались в уборной Томми Бимиша, она была самая просторная. Все пришли в костюмах и гриме, и Фостер-Джонс оглядывал нас растерянно и даже с некоторой опаской. К моему удивлению, здесь бы ли и Дженнингс с Джонсоном, они курили сигары и пили виски Томми.

— Не смотри так, сынок, — сказал Дженнингс. — Мы тоже участвуем в игре. Спроси у Магараджи.

— Не забывай, что мы любим женщин, всяких, даже собственных жен, — сказал Джонсон.

— А легавых не терпим с малолетства, — сказал Дженнингс. — Магараджа, займите председательское место.

Дядя Ник оторвался от своих записей и взял на себя командование, притворяясь, что это не доставляет ему никакого удовольствия.

— Начнем с вас, мистер Фостер-Джонс. У вас есть записная книжка? Пишите. Во-первых, экран. Он должен иметь длину футов девять. Высота — не менее семи футов. Не надо делать его слишком легким, но позаботьтесь, чтобы его можно было сдвинуть с места. Лучше закрепить его, когда он будет установлен. Вы точно знаете, куда его ставить? Вот сюда — смотрите. — И дядя Ник показал ему план сцены. Томми Бимиш зевнул и налил себе виски. Джули прикрыла глаза. Дженнингс и Джонсон перемигивались сквозь сигарный дым.

— Вот здесь экран. Важно, чтобы ваша жена исчезла как можно скорее. Если в Шеффилде или возле Шеффилда ей есть у кого заночевать в воскресенье, я отвезу ее туда, потому что на следующей неделе мы там выступаем. Если она согласна, скажите, что я буду ждать ее в машине в девять часов возле служебного входа.

— Но как она узнает вас, мистер Оллантон? Я хочу сказать…

— Я понимаю, что вы хотите сказать, — безжалостно перебил дядя Ник. — Предоставьте это мне. А вам еще два задания. Постарайтесь, чтобы председатель объявил выступление вашей жены без пяти минут девять — не раньше и не позже. И особо позаботьтесь, чтобы ваша жена знала, что ей можно говорить от силы три минуты. Если она затянет свою речь, полиция успеет обойти кругом и схватить ее у центрального входа. Тогда ей придется плохо, а мы все зря потратим время.

— Я это прекрасно понимаю, мистер Оллантон, — начал Фостер-Джонс.

Но дядя Ник снова прервал его.

— И наконец, в воскресенье вечером сами вы должны держаться подальше. Не вздумайте сопровождать жену. Не пытайтесь присоединиться к ней после. Как только узнают, что она здесь, вас могут тут же выследить. Правильно? Правильно. Как она найдет мою машину? На улицу ее аккуратнейшим образом выведут мистер Дженнингс и мистер Джонсон, которые выглядят очень респектабельно, внешность, знаете ли, обманчива! Для любого зеваки они — два галантных американских джентльмена, сопровождающих взволнованную пожилую даму.

— Все будут рыдать от умиления, — сказал Дженнингс.

— А не поставить ли у заднего входа виктролу, — сказал Джонсон, — чтобы она сыграла «Сердца и цветы»? Прошу прощения, шеф! Продолжайте.

— Они знают мою машину, мистер Фостер-Джонс. И будут точно знать, где им быть и что делать. Теперь мисс Блейн. Что вы делаете?

— Я прихожу туда пораньше в ярком пальто, которое куплю завтра, и в шляпе, закрывающей лицо. Отдаю пальто миссис Фостер-Джонс. Беру ее старое пальто и шляпу и, пока она выступает, жду позади экрана. Как только она заходит за экран, я надеваю пальто, выхожу из-за экрана с другой стороны, будто бы очень взволнованная, затем, имитируя ее походку и осанку, торопливо иду вдоль сцены — тут, если аплодисменты смолкнут, кто-нибудь должен зааплодировать снова, — торопливо иду вдоль сцены, спускаюсь по ступенькам, направляюсь к ближайшему выходу — и меня арестовывают. Так?

— Все, кроме одного, — сказал дядя Ник сурово, как говорил на репетициях. — Пока вы с миссис Фостер-Джонс будете ждать ее выступления, вы должны без передышки менять пальто, чтобы делать это за три секунды, не думая. А остальное вам будет уже легко. Вы хорошая, опытная актриса. Миссис Фостер-Джонс не актриса, и, наверно, она будет нервничать. А в молниеносном переодевании за экраном — ключ ко всему фокусу. Все должно выглядеть так, словно она просто прошла за экраном. Так что репетируйте снова и снова и не обращайте внимания, если она будет сопротивляться. Не останавливайтесь до тех пор, пока не научитесь делать это во сне за две с половиной секунды.

— Я сделаю все, что смогу, — сказала Джули. — По-моему, миссис Фостер-Джонс прелесть, и я на все готова, только бы она не попала в тюрьму. Но что будет со мной? Я не умею спорить с полицейскими, хотя всегда знала, что рано или поздно до этого дойдет.