Дядя Ник и варьете

— Мне он не нравится, — сказал Хислоп высокомерно, — но публика на него валом валит. Рикарло, итальянский жонглер — хороший номер, и парень он славный, тихий, только бегает за каждой юбкой. Четыре Кольмар — иностранные акробаты, трое мужчин и девица — вот это девица! Закачаешься! Так, затем Гарри Дж. Баррард — комик-эксцентрик — дрянь! И последний номер из шести — Сьюзи, Нэнси и трое джентльменов, отличная сценка с пением и танцами. Сьюзи замужем за одним из джентльменов, Бобом Хадсоном, а двое других — Амброз и Эсмонд — пара надутых индюков. Нэнси Эллис — сестрица Сьюзи, ей всего восемнадцать. Лакомый кусочек, на сцене что вытворяет — с ума сойти, но при этом тихоня, так что зря не старайся — тут ничего не перепадет, я уж пробовал. Ну вот, они гастролируют все вместе, и все славные компанейские люди — кроме одного…

— Дяди Ника?

— Вот именно. Сам увидишь. Почему я и говорю, что в последнее время стало совсем невтерпеж. Он всегда и везде лишний, и ему это нравится. И публику он тоже не любит. Презирает. И не потому, что провинциальная. Он говорит, в Вест-Энде они еще хуже. А он выступал в «Колизее» и «Палладиуме» за двести пятьдесят в неделю и мог бы туда вернуться, но не хочет. Не любит Лондона. Бог его знает, что он вообще любит! Интересно, ему хоть Сисси-то доставляет удовольствие?! — Он захохотал, показав желтоватый язык и плохие зубы.

Я уже устал от него.

— Может, лучше зайдем?

За сценой было совсем не так, как во время представлений. Хотя кругом и суетились люди, было холодно, темно и уныло. Я пошел за Хислопом к кулисам, где еще не светились теплые огни, а горел только один, большой белый фонарь. Плотный иностранец кричал на дирижера и отбивал ногой такт. Хислоп сказал, что это старший из Кольмаров и их главный. Никаких девиц, от которых можно было закачаться, я что-то не заметил. Когда Кольмар, скорчив злобную гримасу, ушел, Хислоп познакомил меня с управляющим, имя которого я забыл, и с дирижером или «музыкальным руководителем», как они любят себя называть — мистером Бродбентом, раздраженным, хотя и толстым человеком с большими усами.

— Когда вы наконец перепишете ноты к своему номеру? — закричал мистер Бродбент Хислопу. — Они похожи на липучку от мух.

— Я скажу хозяину, — пообещал Хислоп, ухмыльнувшись. — Или вот он скажет, — добавил он, указывая на меня.

— Хорошо, давайте продолжать, — сказал мистер Бродбент, мрачно глядя в партитуру. — Прошу вас, джентльмены, тот же номер, вступление, первые восемь тактов.

— Запоминай, Хернкасл, — прошептал Хислоп мне на ухо. — В следующий понедельник будешь все это делать сам. Если что не так, Старый Ник задаст тебе по первое число.

Минут через двадцать репетиция кончилась, и я понял, что волноваться нечего, потому что к следующему понедельнику я буду знать весь номер назубок, да и не верилось мне, хоть я и был новичок, что Хислоп умеет делать что-то такое, чего не сумею я. Когда мы освободились и вышли, мне прежде всего пришлось угостить его в маленькой пивной за углом, потому что он сразу же намекнул на это. Вся пивная была увешана фотографиями знаменитостей с автографами, и впоследствии я обнаружил, что если выйти из служебного подъезда любого театра, то за углом всегда найдешь такую же маленькую пивную, с такими же фотографиями и автографами и вечной идиотской болтовней у стойки. Какой-то человек пил виски; свое длинное костистое лицо он прятал в поднятый воротник твидового пальто совершенно немыслимого цвета — это оказался Гарри Дж. Баррард, комик-эксцентрик. Может, для Хислопа он и был славным, компанейским человеком, но я этого не заметил.

— Послушай, я только сейчас вспомнил, — сказал Хислоп, когда мы допили пиво. — Ты должен пойти в гостиницу, в бар, к своему дядюшке. Который час? Четверть первого? Он сказал, в половине. — И Хислоп объяснил мне, как туда добраться.

У стойки бара стояло много людей, но я был уверен, что дяди Ника среди них нет. Он сидел за столиком в дальнем углу перед бутылкой шампанского. Рядом сидели двое мужчин и девушка. Девушка смотрела в пустоту, мужчины сосредоточенно изучали какие-то рисунки или чертежи.

— A-а, вот и ты, малыш, — сказал дядя Ник. Я почувствовал, что он обрадовался, увидев меня, или, во всяком случае, успокоился, хотя внешне это никак не проявилось. — Мой племянник Ричард Хернкасл. Мисс Сисси Мейпс. А это Сэм Хейес и его сын Бен. — Хейесы были похожи как две капли воды, оба с деревянными лицами и острыми подбородками, только у Сэма усы были седоватые, а у Бена рыжие. Они посмотрели на меня без всякого интереса, кивнули, сделали по глотку пива и снова склонились над своими листками.

— Не думай, что мы тут пьянствуем, Ричард, — сказал дядя Ник. — Мы работаем. Мне пришла в голову идея нового номера, довольно сложного, и пока еще Сэм и Бен не знают, с какого бока за нее взяться. Так что мы заняты делом, малыш, и от тебя нам проку мало. Как прошла репетиция с оркестром?

— Хорошо, дядя Ник. Я уже смогу провести ее в следующий понедельник, когда буду точно знать весь номер.