Дядя Ник и варьете

— Вернее всего — обоим. Но сейчас я думаю о тебе, Сисси, особенно после всего, что ты тут сгоряча наговорила. Ведь он никогда и слова не вымолвил о новой девушке. Впереди у нас долгие месяцы работы, — ты сама так сказала, — и я не вижу, зачем ему портить номер. Если только он не подумает, что между нами что-то есть…

— А этого не будет, потому что ему я и в самом деле нужна, — с горечью сказала она и отодвинулась. — Хотя бы из гордости. Ведь я — часть его имущества. А тебе я ни к чему. Я знаю…

— Нет, не знаешь. Я просто хочу быть благоразумным… за нас обоих. — Я долго продолжал в том же духе, встав в позу искреннего борца с искушением, а она сидела у стола, обхватив голову руками; волосы у нее растрепались, глаза были закрыты, надутые губы застыли бесформенным пятном; лицо оставалось в тени — свет падал на ярко-желтую блузку; так я и запомнил эту картину. Я считал, что веду себя необыкновенно умно, что благородно сопротивляюсь и, не оскорбляя ее чувств, держу Сисси на расстоянии; но будущее показало, что для всех нас было бы куда лучше, если бы я не умничал и не щадил ее чувств, а прямо заявил, что она мне совсем не нравится, — тем более что это была святая правда.

— Пошли, Сисси, — сказал я наконец. — Уже поздно, а тебе далеко ехать. Я провожу тебя до автобуса или метро. И смотри не забудь свой джин. Тут еще немного осталось.

— Ладно, пригодится, — пробормотала она и занялась своим лицом. Она уже явно оправилась. На улице взяла меня под руку и засеменила рядом. Ей было лучше, чем мне. А мне и невдомек было, что станется с Сисси Мейпс.

Помнится, Нэнси Эллис я встретил не на следующий день, а через день после визита Сисси; на письмо мое ответа так и не было, и я понятия не имел, где она и что делает. Утром я пошел в Национальную галерею, потом закусил и выпил пива в кабачке рядом с «Колизеем» и спустился в метро на Лестер-сквер, чтобы ехать к себе — это был не самый короткий путь, но я любил открывать новые места. Я спустился по лестнице, прошел между платформами и, хотя знал, которая моя, на мгновение остановился в нерешительности. Я повернулся и взглянул на поезд, стоявший у другой платформы. У окна сидела девушка, очень похожая на Нэнси. Я подбежал ближе — это и была Нэнси, она с увлечением читала книгу. Я издал какой-то дурацкий возглас, — она все равно не могла меня слышать, — но прежде, чем я успел постучать в окно или добежать до двери, поезд тронулся. За каких-нибудь двадцать секунд я успел найти ее и снова потерять. Я стоял и смотрел, а поезд медленно набирал скорость и, покачиваясь, уходил в черноту, унося Нэнси бог весть куда по темному туннелю; и тут я проклял свою нечаянную удачу.

Однако этот короткий миг заставил меня сделать то, что давно уже следовало сделать. Я выскочил из метро и побежал на Чэрринг-Кросс-роуд отыскивать контору Джо Бознби. Я сам никогда там не был, но адрес знал, так как видел его на конвертах, которые показывал мне дядя Ник. У нотной лавки я поднялся по грязной лестнице. В комнате с табличкой «Справки», подле затертой стены, которую еще недавно выкрасили унылой розовато-лиловой краской, сидело человек двадцать самого разного вида. В воздухе стоял густой запах застарелого табака, грязного белья и какого-то противного дезинфицирующего средства. В конце комнаты, у двери с табличкой «Не входить», за столом с машинкой и телефоном сидела пожилая женщина. Подойдя ближе, я увидел, что она — настоящий Фишблик в юбке. К широкой плоской груди был пришпилен черный металлический бантик, на котором висели большие, чуть ли не мужские часы. Я взглянул на нее, она на меня, и мы с первого взгляда возненавидели друг друга.

Я сказал, что мне надо навести справки о моей приятельнице мисс Нэнси Эллис.

Не удостоив меня взглядом, она порылась в каких-то бумагах.

— Здесь такого имени нет, — процедила она.

— Она выступала в номере под названием «Сьюзи, Нэнси и три джентльмена»…

— Ах, эти… — таким тоном, словно они выброшены на помойку. — У нас их номер больше не числится.

— А вы не знаете…

— Понятия не имею. — И она знаком велела мне убираться.

И я ушел, потому что чувствовал себя дураком, и еще потому, что там было слишком много ожидающих. Правда, скажи я ей, что я родственник Ника Оллантона и выступаю вместе с ним, она, возможно, вела бы себя иначе. Но я постеснялся. Когда я медленно двигался к выходу, ко мне подошел молодой человек из числа ожидавших. Под глазами у него были синие круги, а по краю воротничка красная каемка, что подчеркивало, что он действительно актер.

— Такую и пушкой не прошибешь, — начал он весело, — ее бы во флот, вместо дредноута. Просился на прослушивание, мальчуган?

Я ответил, что — нет, так как работаю в другом месте, но хотел бы найти одну девушку, чей номер больше не числится у Джо Бознби.

— Скажи мне ее прекрасное имя, мальчуган.

— Нэнси Эллис.