Дядя самых честных правил

— Знаешь что, Пётр, а езжай-ка ты в Муром.

— Как же я тебя брошу? Зачем?

— Езжай и тащи сюда этого Надворного Судью. Делай что хочешь, хоть верёвкой связывай, но надо весь этот разгром ему показать. И этих, — я кивнул в сторону кузнецы, — сдать на руки, для разбирательства.

— А ведь ты прав, Костя. Кто первый начал жаловаться — тот и пострадавший. Как я сам не подумал? Только переоденусь, — он оглядел свой костюм.

— Ни в коем случае! Так езжай, чтобы судья видел серьёзность ситуации. Скажи, так и так, был у меня в гостях, подверглись внезапному нападению, и всё такое. Мол, сразу к вам, дабы по закону наказать виновных.

Он кивнул.

— И то верно. А лошадь…

— Бери Кузьму с экипажем и езжай.

Бобров кинулся в сторону конюшни, а я снова начал примериваться к кузнице.

Пользоваться Талантом, очнувшимся и признавшим меня как хозяина, я ещё не умел. Интуиции и наития не хватало, чтобы осознанно управлять им, и уж тем более не шло речи, чтобы противостоять состоявшимся магам. Уже раздумывая, не дать ли опричникам шанс убежать, я почувствовал дрожь на поясе.

“Нервный принц-убийца” всё это время был со мной. На всякий случай, если появится возможность наложить ещё один знак. Теперь же, почувствовав силу Таланта, жезл дрожал. Как голодный, видя перед собой хлеб — дай, дай, дай! Он требовательно дёргался в чехле и просился в руки. Я протянул ладонь, и “Принц” ткнулся в неё навершием. Дай. Дай!

Талант, чуть утихший в груди, снова очнулся и с интересом потянулся к жезлу. Магические сущности встретились и “обнюхались”, будто незнакомые собаки. Никакой враждебности не возникло, скорее наоборот. “Принц” жаждал силы Таланта, а Талант хотел попробовать новую точку приложения. Им не хватало одного — моей управляющей воли.

А что, можно попробовать. Я вытянул руку с жезлом и позволил Таланту влить в него кипящий эфир. Чтобы такое сотворить? Воспрещающий Знак?

Мне не пришлось выписывать его в воздухе, как всем деланным. Знак возник на конце жезла сам, налился силой и с визгом полетел в сторону кузницы.

Бух! Сияние на мгновение окутало стены. Внутри раздались вой и ругательства.

Здорово! Вот это я понимаю — настоящая магия. Пересечение деланной и талантной. Пробовал ли кто-нибудь до меня такое чудо? Не знаю и знать не хочу, всё потом. Сейчас надо решить вопрос с опричниками.

Скажем честно, я мог их убить немедленно. Талант и жезл — адское сочетание. Мне ещё только предстоит узнать, на что они способны, но сейчас хватит и одной Печати огня, чтобы превратить шереметевских опричников в головешки. А с другой стороны, жаль кузницу, а у последних живых наверняка есть родственники. Рано или поздно всплывёт, что я их добил, и у меня появится несколько лишних врагов. Оно мне надо?

— Судари! — что есть мочи заорал я. — Вы меня слышите?

Ответом мне было глухое молчание.

— Судари, полагаю, вы здесь оказались по недоразумению и не имеете против меня ничего личного. Сдавайтесь, и мы закончим конфликт!

Они не поверили, выкрикнули что-то матерное, но всполохами больше не кидались.

— Судари, я не желаю вашей смерти. Если вы дадите слово дворянина дождаться Надворного Судью и честно рассказать все обстоятельства дела, я не буду вас удерживать или пытаться убить.

— Переговоры! — в дверях кузницы появился опричник с белым платком в руках.

Платка у меня не было, так что в знак мирных намерений я убрал “Принца” в чехол и вышел навстречу переговорщику.

Ёшки-матрёшки, да ему лет шестнадцать всего. Мальчишка!

— Сударь, — он с достоинством поклонился.

— Сударь, — я кивнул, — Константин Урусов, хозяин этой усадьбы. С кем имею честь?

— Иван Павлович Шатов, опричный подьячий графа Шереметева.

— Не скажу, что рад обстоятельствам нашего знакомства, но всё же рад вас видеть.

— Не могу ответить вам тем же.

— Почему? Мы разговариваем, а значит, можем решить дело миром.

Он вскинулся, будто я оскорбил его.

— Вы глумитесь надо мной?!

— Ни в коем случае. Я не желаю лишних смертей, их сегодня было предостаточно.

— И чего вы хотите? Нашей сдачи? Этому не бывать! Опричники графа…

— Успокойтесь, сударь. Мы заключим перемирие. Слышите? Кто-то из ваших ранен. У меня тоже есть близкие, требующие помощи.

— Перемирие?

— Да. Вы все дадите слово не нападать на меня и дождаться Надворного Судью для разбирательства.

Мальчишка колебался. С одной стороны, умирать ему не хотелось. А с другой — встреча с Судьёй не виделась слишком радужной.

— Сударь, — я поманил его ближе и перешёл на шёпот: — Полагаю, вы выполняли приказ? Ведь так?

Он кивнул.

— Я не буду требовать наказания у Судьи. Человек, приведший вас сюда, мёртв, и мне этого довольно.

Услышав о гибели сына Шереметева, Шатов побледнел. Но выслушал меня и кивнул.

— Если же вы хотите довести дело до конца, — я хлопнул по чехлу с жезлом, отчего по эфиру прокатилась мелкая дрожь, — у меня плохие новости. Никто из вас со мной не справится. Вдобавок, — шепнул я ещё тише, — я ведь некромант. Вы слышали об этом?

Во взгляде Шатова мелькнул ужас.

— Понимаете, что я имею в виду?

— Д-д-да.