Дядя самых честных правил 2

— Четыре! — с восторгом выдохнул он. — Целых четыре штуки! Боже мой, какая редкая удача!

В руках у него появилась свинцовая шкатулка и лопаточка из жёлтой кости. Анубис, сыто ворочавшийся в груди, подсказал, что она сделана из человеческой лопатки. Какая гадость!

Сумароков, задержав дыхание, лопаточкой загнал шарики “красной ртути” в шкатулку и захлопнул крышку. Счастливо зажмурился, а затем посмотрел на меня.

— Выбирайтесь, Константин Платонович. Мы сами упакуем находки.

Дважды просить меня не пришлось.

* * *

Я вылез наружу под радостные крики мужиков с лопатами. Встал, отошёл в сторону и растянулся на траве. Хорошо-то как! Солнышко светит, воздух свежий, простор — красота. Никогда, ни за что не полезу в такие норы. Пусть эти археологи копают что хотят, а меня звать не надо. Я, может, и некромант, но под землю больше лезть не собираюсь.

Отлежавшись с полчаса, я пришёл в себя и направился в лагерь. Отмылся от земли, как смог, переоделся в чистое и стал ждать Сумарокова. А когда он наконец появился, мы с ним основательно поругались.

— Нет, нет и нет! Это невозможно!

— Василий Петрович…

— Даже не говорите мне о таком!

— И всё же я настаиваю.

— Константин Платонович, вы понимаете, что это ценные археологические находки? Уникальные! Можно сказать, мы имеем дело с редчайшим захоронением, составляющим единую коллекцию. Её ни в коем случае нельзя разделять! Наука не простит такое вопиющее святотатство!

— Абсолютно с вами согласен. Разделять нельзя, это вы правильно заметили. Поэтому я заберу весь комплект: кольца, ожерелье, обруч.

От возмущения Сумароков выпучил глаза и покраснел.

— Вы издеваетесь, Константин Платонович? Это невообразимо!

— Почему? Всё логично: мне золото, вам “красная ртуть”.

— Тихо! — зашипел старичок. — О таком говорят шёпотом в закрытой комнате, а не орут на весь лагерь. И вообще, у нас был уговор: вы мне помогаете открыть могильник, а я засчитаю вам экзаменацию. Так?

— Не-е-ет, милейший Василий Петрович. Буквально вчера вы обещали мне половину найденного золота. Помните?

— Ммм…. Ну, что-то такое, да.

— Василий Петрович, я сделал всё, чтобы вы получили доступ к захоронению. Так?

— Сделали, — Сумароков кивнул.

— Вы получили четыре…

— Тс-с-с!

— Четыре этого самого. Больше, чем рассчитывали. А я рисковал жизнью, между прочим.

— Мы бы всё равно вас откопали!

— Угу, холодным трупиком. Василий Петрович, я считаю, что имею право на часть находок. Как ключевой участник раскопок.

— А не хотите взять кости? Скелет в отличной сохранности! А череп? Вы видели этот череп?! Какая форма, какая челюсть. Зубы почти целые!

Я с укором посмотрел на Сумарокова. Он перехватил взгляд и вздохнул:

— Не хотите? Жаль, очень жаль.

— Василий Петрович, скажите честно, в России много деланных магов?

— Что вы, нет конечно.

— Сколько из них согласны вам помогать?

Сумароков вздохнул снова:

— Весь комплект, значит? Это будет ужасающей потерей для науки.

— Почему же потерей? Я не собираюсь переплавлять украшения или продавать за границу. Будут лежать, радовать взгляд.

— Да?! — он искренне удивился. — Вы серьёзно?

— А в завещании специально укажу, что комплект должен быть передан в музей.

— Что же вы сразу не сказали? Я уже навоображал, что вы ради денег. Берите!

Он барственно махнул рукой.

— Спасибо, Василий Петрович. И насчёт экзаменации…

Старичок улыбнулся.

— Я сам сообщу Дубасову, можете не волноваться.

На том мы и расстались.

* * *

Обратно в Муром я уехал один. Сумароков не вылезал из кургана: возле задней стенки обнаружились какие-то кувшины, и он, как наседка, квохтал над ними, отгоняя помощников и лично вынося их из-под земли. Впрочем, я не жаловался — экипаж был удобный, дорога не слишком длинная, а мне было над чем подумать.

Паром пришлось немного подождать, но я не возражал. Стоял, глядел на реку, лодки, дышал. После заточения в кургане у меня проснулась особая жадность к воздуху — мне его всё время было мало. Ничего, пройдёт постепенно.

Почти пустой, к берегу причалил паром. Кучер загнал на него экипаж, а я поднялся на борт пешком, вспоминая Людовика Четырнадцатого. Хорошая собака, ничего не скажешь. И мой некромантский дар игнорировала. Я бы попросил у Сумарокова щенка, да рыжий подобрыш его затретирует. У Мурзилки принципиальная позиция насчёт собак — драть когтями, рвать зубами уши и рычать как тигр.

Мы отплыли и, чуть покачиваясь на волнах, двинулись к противоположному берегу. Из интереса я подошёл к хозяину парома. Герасим стоял на самом краю, сжимал в руке багор и пристально вглядывался в воду.

— Милейший, — обратился я к нему, — что ты там ищешь?

Он покосился на меня тяжёлым взглядом, но ответил:

— Рыбу. Сома

— Зачем?

— Нападает чёрт на людей. Баб хватает, прям на мостках, когда стирают. Настасью, соседку, еле отбили. А прошлым месяцем двух ребятишек сожрал, даже костей не нашли.

Вот те на, сом-людоед! Никогда бы не подумал, что такое бывает.

— А к вечеру он гусей да чаек трескает. Подплывёт да как схватит! И перьев не остаётся.

Мне вспомнилось, что сомов ловят на дохлых ворон, слегка подпалив перья на огне. Но сказать вслух я не успел.