Дядя самых честных правил 4

— Точно могу утверждать только про его чванство. Кирилл Петрович крайне любит себя превозносить и не упускает случая похвастаться богатством. Обожает, когда к нему приезжают в гости даже незнакомые люди, чтобы продемонстрировать себя им.

Очень хорошо! Я кивнул Добрятникову и зажмурил левый глаз, будто прицеливаясь в далёкого Троекурова. Значит, труслив и чванлив жадный соседушка. Что же, значит, будем действовать по плану.

— Пётр Петрович, а как вы посмотрите на просьбу поехать сейчас к Троекурову и выступить, так сказать, посредником. Передадите мои требования вернуть захваченные деревни и намекнёте, что я могу причинить ему очень большие неприятности. Мол, вы по-дружески уговорили меня не идти на конфликт и взялись уладить дело миром. Распишете ему, что я эдакий… бешеный и буйный человек, готовый на всякое. Упомяните, что я застрелил Фридриха и захватил Берлин без приказа. Можете смело сгустить краски, если пожелаете. Предложите ему разойтись миром, сделав упор на возможные потери.

Добрятников пробарабанил пальцами по подлокотнику и ухмыльнулся:

— А что, это будет забавно. Не уверен, что Троекуров пойдёт на попятную, но попробовать стоит. Я согласен выступить эдаким миротворцем. Вы хотите, чтобы я поехал прямо сейчас?

— Не стоит откладывать. Но только с одним уточнением.

— Да-да?

— Мы с Дмитрием Ивановичем поедем с вами и будем присутствовать при разговоре.

— Эээ…

— Незримо для Троекурова. Мне интересно посмотреть на его реакцию.

— Весьма неожиданно. Вы действительно можете стать невидимым? Никогда не слышал ничего подобного!

— Только никому, Пётр Петрович. Это мой маленький секрет для крайних обстоятельств.

— Конечно-конечно, я всё понимаю. Значит, будете слушать? Пожалуй, так получится ещё интересней. Я весь в предвкушении такого необычного приключения. Едем!

* * *

Добрались мы быстро, часа за полтора всего. Деревни Троекурова, которые мы проезжали, производили удручающее впечатление. Везде крайняя бедность и унылые измождённые лица без просветов радости. Было видно, что помещик выжимает крепостных досуха. Причём Добрятников не видел в этом ничего необычного, Киж был к таким проблемам безразличен, и только меня царапало скотское отношение к людям.

Не доезжая версты до усадьбы Троекурова, я попросил Добрятникова остановить дрожки. Дал знак Кижу, и тот накинул на нас «плащ мертвеца». Мир, как и в прошлый раз, выцвел и отдалился.

— Однако.

Добрятников нервно хохотнул и потянул себя за рыжий ус.

— Ну и фокус. Да-с, первостатейный.

Он хлестнул вожжами и пустил лошадей шагом. До самой усадьбы он косился на «пустое» место, где сидели мы с Кижом, и щека у него непроизвольно дёргалась.

Дрожки подкатились к парадному входу усадьбы, и мы стали свидетелями небольшой сценки.

На ступенях стоял человек лет пятидесяти в дорогом халате с золотым шитьём, на его обрюзгшем лице проступали последствия излишеств в еде и выпивке. А то, как он кривил губы, хмурился и пучил глаза, превращали его в крайне неприятную фигуру. Похоже, это и был сам хозяин усадьбы Троекуров.

Перед крыльцом, понурив головы и теребя в руках шапки, стояло несколько крепостных. Вид у них был самый что ни на есть побитый и откровенно жалкий.

— Не понимаете вы хорошего обращения, — Троекуров зло сплюнул. — Придётся наказать всю деревню, раз слов не понимаете.

— Барин, случайно же вышло, — старший из крепостных поклонился и принялся скороговоркой оправдываться: — Не виноваты мы, вот те крест! Никто и не думал на кабана того охотиться, чай, знаем порядок. Только он сам на огороды выскочил, Акулину рвать стал чуть не до смерти. Если бы мужики с вилами не кинулись, задрал бы девку. Тебе, барин, с того убыток бы был.

— Ты, Фрол, дурак и тупица. Что мне та девка? Одной больше, одной меньше. А кабанов вам не по чину бить.

— Барин…

— Цыц! Не понимаете по-хорошему, будет вам по-плохому. Завтра всей деревне по десять плетей всыпать. От мала до велика, понял?

Возражать крепостные не посмели, видимо, знали, чем это могло кончиться. Дружно поклонились и хором пробубнили:

— Спасибо за науку, барин.

— Всё, кыш с глаз моих.

Троекуров махнул рукой, отпуская крестьян, и заметил дрожки с Добрятниковым.

— Ба! Какие люди! Неужели Пётр Петрович?

— Кирилл Петрович, — Добрятников слез на землю и подошёл к Троекурову здороваться. — Как только позволили дела, так сразу к вам. Сами знаете, семь дочерей — не фунт изюма, требуют постоянного присмотра.

Они троекратно расцеловались, и хозяин усадьбы усмехнулся:

— Да уж, да уж. Кто чины выслуживает, кто богатство, а вы, Пётр Петрович, дочерей заделали. Не могу осуждать — супруга у вас редкая прелестница, да-с.

Пока они там здоровались, мы с Кижом тоже выбрались из дрожек и встали чуть в стороне. Так, чтобы и слышно всё было, и наше присутствие не вызывало заметное искажение эфира. Кто его знает, вдруг Талант хозяина усадьбы нас почует?

— Пётр Петрович, — вдруг оживился Троекуров, будто вспомнил что-то, — вы же как раз вовремя приехали! Я просто обязан показать вам моё новое приобретение. Даже не смейте отказываться — пока не посмотрите, обед не велю подавать.