– Шери начиталась всякого, и узнала, что раньше ведьм, да и вампиров – кто их там старался различить, – судили и казнили, сжигая на костре. Это так запало ей в душу, что она решила сыграть в такой суд. Всё бы ничего, но она смогла утащить с кухни спички и устроить настоящий костёр в комнате. Я был рядом и успел потушить огонь, но с некоторыми игрушками пришлось попрощаться.
– Вы испугались?
– Ещё бы! – воскликнул Бронислав.
Я согласилась:
– Это и вправду жутко…
– Всё обошлось, – успокоил Бронислав.
Я вздохнула и сползла вниз по стулу, крутя в руках шкатулку.
– Ты выглядишь грустно, – заметил дядя, по обыкновению присаживаясь на край стола.
– Я думаю, что зря я увидела то, что увидела, – призналась я.
– Неужели тебе бы не хотелось знать правду?
– И что это за правда? – возразила я; в груди у меня стало тяжело. – Папа с мамой расстались – из-за меня. Мама поссорилась с семьёй – опять из-за меня. Да даже этот пожар не случился бы, если бы не было меня.
Я нашла в себе силы поднять голову и посмотреть на дядю; он слушал очень внимательно. Я призналась:
– С тех пор, как папы нет, я всё время чувствую себя лишней.
Взгляд его зелёных глаз стал очень мягким. Прохладные пальцы коснулись моей щеки и стёрли с неё слезу.
– Я думаю, это непросто, – согласился Бронислав и добавил: – Но подумай: неужели ты не принесла в жизнь окружающих ничего хорошего?
Это был сложный вопрос. Но я почувствовала, что мои плечи сами собой расправляются.
– Я знаю, – сказал Бронислав Патиенс, не давая мне времени ответить, – давай послушаем музыку. Мне это всегда поднимает настроение.
Я не могла отказаться. Мы подошли к стеллажу с пластинками; было забавно, что дядя, кажется, одновременно слушал и классическую музыку, и рок. Я лично мало узнавала названия групп, так что просто выбрала альбом с красивой обложкой.
– О, я любил этих ребят лет в… шестнадцать, я думаю, – прокомментировал дядя и стал возиться с проигрывателем.
Я же взобралась в кресло – поближе к камину – и свернулась там калачиком, чтобы сохранить тепло. Полилась музыка. Хоть её можно было назвать старомодной, но всё же звук был хорош: достаточно тяжёлый, но такой, что под него хотелось танцевать. Я глянула на Бронислава: он расположился у стола и постукивал по столешнице пальцами в такт музыке. Обстановка и вправду разрядилась: я согрелась, прикрыла глаза, и моя голова стала сама собой покачиваться под ритм песни.
– Всё устраивает? – поинтересовался дядя.
– Я люблю гитары, – уверила я, – хорошая музыка.
Кажется, ему приятно было это услышать.
После короткой паузы началась другая песня, а потом третья. Она зашла с вкрадчивой тихой мелодии, будто бы отдалённой, и я уловила краем глаза какое-то движение… Я слегка сощурилась и увидела, словно рисунок на тонком стекле, силуэты людей в полутьме, разноцветные огни и, чуть подальше, затемнённую сцену…
– Я вижу воспоминание, – решила сообщить я и с осторожностью посмотрела на дядю. Это явно было что-то из его памяти.
Он отвлёкся от музыки и слегка вздрогнул, переводя взгляд туда, где я видела фигуры людей; очевидно, он видел то же, что и я.
– Я уже и начал забывать, – пробормотал Бронислав и потёр пальцем переносицу, – что эта песня связана кое с кем.
– С… девушкой? – ахнула я и почувствовала, что кончики ушей у меня становятся горячими.
Бронислав Патиенс кивнул.
Вкрадчивая мелодия тем временем набрала силы, и вступил бас, задавая раскачивающийся ритм музыке. Толпа у сцены оживилась, и свет в зале стал малиновым и густым. Я в растерянности глянула на воспоминание, затем на дядю и предложила:
– Мы можем перемотать эту песню?
Он на секунду задумался, а потом расслабленно опустился на спинку стула.
– Там ничего криминального, – Бронислав махнул рукой, – мы просто пришли на концерт и танцевали. К тому же, это было очень-очень давно.
Музыка зазвучала громче и настойчивее; ритм сменился, и энергичная смесь гитар и ударных всполошила толпу. Я никогда не была сама на рок-концерте, но зрелище почти невидимых в полутьме фанатов, которые слились в одну танцующую, размахивающую руками и качающуюся массу, прямо притягивало присоединиться к ним. Свет на сцене сменился, когда показался вокалист; его красивый высокий голос взлетал над грубоватой музыкой и отдавался от стен и потолка. У меня по спине пробежали мурашки.
– Я люблю эту песню, пойдём!
Воодушевлённый крик принадлежал длинноволосому парню, которого можно было разглядеть в дальнем уголке зала. Я покрутила головой, тайком глянув на дядю: сходство было однозначное. Бронислав Патиенс, молодой и взволнованный, стоял передо мной в воспоминаниях. Тот факт, что на нём были рваные джинсы и чёрная майка с оторванными рукавами, невольно вызвал у меня улыбку. Вдобавок, у него на шее и на запястьях были какие-то большие и звенящие украшения. Кажется, он бы первым прыгнул в толпу со сцены, если бы…