Дядюшка Наполеон

— Я тоже об этом слышал. Только где нам искать это дитя малое?

— Ничего, ежели какой побольше, тоже сгодится. Лишь бы совсем старый не был… Коли меня спросить, то, по моему разумению, Пури-ага для этого дела подойдет, не пропадать же добру.

Тут дядя Полковник завопил во всю мочь:

— Да прекратите вы наконец! Вы уж готовы всякую пакость мне на голову лить!.. Чем глупости болтать, Маш-Касем, принес бы масла немного. Миндального принеси или касторового… Ступай, чего ждешь!

— Слушаюсь, бегу… Но только мое средство все равно лучше.

— Ну так попробуйте, большого вреда не будет, — предложил Асадолла-мирза, но Пури, по обыкновению шепелявя, бурно запротестовал:

— Что за невежество! И потом мне сейчас не хочется…

Дядя Полковник готов был опять поднять крик, но тут вернулся Маш-Касем с большой деревянной ложкой в руках:

— Ей-богу, ваша милость, ни миндального, ни касторового масла нет. Вот я с кухни немного подсолнечного принес…

Делать нечего, пришлось смазать кожу дяди Полковника подсолнечным маслом. После этого он немного успокоился и заявил:

— Ладно, наплевать, если и помру… Вы бы лучше о братце позаботились.

— Не тревожьтесь, — раздался голос отца, — ага начал дышать ровнее… Скоро придет в себя… Только, пожалуй, лучше вам перейти в другую комнату, чтобы ага мог здесь немного полежать, пока окончательно не оправится.

— Я тоже думаю, лучше было бы нам уйти отсюда, — поддержал его Асадолла-мирза, — здесь будет потише… Давай, Пури. Пошли, Дустали!

Но Дустали-хан, плотнее усевшись в кресло, заявил:

— Я дал клятву, пока не кончится разбирательство, шага отсюда не сделаю. Останусь здесь, пока ага в себя не придет. Пусть рассудит меня с дорогим зятьком!

Тут же подал голос и Практикан:

— И я тоже. Буду дожидаться, пока ага своего родственника не укротит.

— Выходи, Дустали, — повелительно сказал Асадолла-мирза.

— Говорю тебе, с места не двинусь!

— Ах, не двинешься?.. Моменто, моменто… Эй, Ширали!

— Ох, пожалеешь, да поздно будет… Давай, зови его, а я погляжу, как ты при нем про его жену речь поведешь.

— Ваше высочество, бога за вас молить буду, — вмешался Маш-Касем, — если этот Ширали до сих пор своей жене окорот не сделал, так это потому, что никто ему сказать не решается, чего она тут проделывает. А как решишься-то? Вы про Уста-Гуляма забыли?.. А про подручного пекаря?.. От того, кто ему слово скажет, мокрое место останется… Да он и дом, где такое услышит, спалит начисто!

Прежде чем Асадолла-мирза успел возразить, сквозь плотно сжатые губы дядюшки Наполеона прорвался стон. Все столпились вокруг него.

Несколько мгновений спустя дядюшка открыл глаза. Он долго озирался по сторонам, потом слабым голосом произнес:

— Не понимаю, почему это я…

Затем он, видимо, вспомнил, что произошло:

— Ефрейтор… Вместо полковника — ефрейтор-индиец!

Асадолла-мирза поспешно сказал:

— Моменто, ага… с ним мы счеты сведи, прогнали прочь с позором. Что о нем вспоминать.

Дядюшка некоторое время отрешенно молчал, потом проговорил как бы про себя:

— Выгнали его… выгнали… Это хорошо… Хорошее дело… Мне уж недолго осталось, но вы не должны терпеть позор! Мы вместе сражались, рука об руку, плечом к плечу… А теперь вместе будем в плену.

— Братец, братец, — с беспокойством окликнул его дядя Полковник. Но дядюшка Наполеон, казалось, не слышал его. Все с тем же отрешенным видом он продолжал:

— Да, мы оказались в плену, но в плену почетном… Мы сберегли свое доброе имя, свою честь! В истории будет записано: великий полководец сопротивлялся до последней возможности…

— Братец, братец!

Дядюшка Наполеон повернулся к нему, минутку рассматривал, потом ласково спросил:

— Почему у тебя все лицо в масле?

— Братец, ведь обожгло мне лицо-то…

— Обожгло?.. Обожгло лицо?.. Я рад за тебя. Это ожог храбреца, это не клеймо труса!

Потом оглядел остальных:

— Видишь, Дустали? Видишь, какова жизнь великих полководцев?.. Ты тоже разделишь со мной почетный плен!

Дядюшка умолк. Присутствующие с тревогой переглядывались. Молчание прервал Дустали-хан:

— Ага, да я уж и сейчас пленник. Пленник этого злодея безжалостного… Я останусь здесь, пока вы не рассудите меня с этим человеком, с этим бла-го-родным господином Практиканом Гиясабади!

— С Практиканом Гиясабади? Практикана тоже захватили вместе с нами?.. Дорогой ты мой…

Практикан, с изумлением взиравший на дядюшку, пробормотал себе под нос:

— Нет, ему уж совсем в голову вдарило!

Дустали-хан тут же залепил ему увесистую пощечину:

— Отцу твоему вдарило, мерзавец бессовестный!

Практикан ответил ему затрещиной, и они было сцепились всерьез, но единодушный окрик отца и дяди Полковника заставил их разойтись. В этот момент дядюшка Наполеон с трудом поднялся на ноги — казалось, он и не заметил драки и, пошатываясь, побрел к двери:

— Я пойду собираться.

Асадолла-мирза бросился к нему:

— Моменто, моменто… Ага, позвольте… Ага, разрешите помочь вам!

Дядюшка Наполеон, не оборачиваясь, так же тихо сказал:

— Асадолла, ты? Вот и мой черед наступает… Но ведь со славой уйду, Асадолла? Плен, вот моя доля… Но я не запятнал себя!