Дом и правда был шикарный. Полно комнат на всех этажах, а во дворе даже бассейн с водой.
Мы с Алешкой выбрали себе комнату на самом верху, с балконом, откуда все было хорошо видно: и озеро, и «Белый городок» за шахматными стенами, и даже бандитский оплот Воронцово. Это нас вполне устраивало.
А маму больше всего устроило то, что холодильник на кухне не только исправно работал, но еще и был набит всеми необходимыми продуктами.
– Заботливый у тебя коллега, – сказала мама и занялась обедом.
А мы до обеда обустраивались в своей комнате и приводили ее в порядок. Вскоре она приобрела вполне жилой вид. Всюду валялись наши вещи, мебель оставила свои привычные места и привыкала к новым, а под потолком плавал красивый шар из шапито.
– Леха, – предложил я. – Давай сначала мой план проверим.
– А как?
– Я еще сам не знаю. Главное – провести прямую линию от дуба до креста и отмерить на ней четверть этого французского лье.
– А где крест? – возразил Алешка. – И сколько будет эта четверть?
– Крест был на куполе церкви, – начал я. И догадался, глядя на шар под потолком, что нужно сделать.
Лешке я ничего объяснять не стал. Сказал только, что после обеда вернусь в городок и посижу в библиотеке.
– Посиди, – согласился Алешка. – А я в бассейне посижу. За нас двоих.
После обеда, как мы и предполагали, папа собрался в город. Я попросил его подбросить меня в пансионат. «Войну и мир» дочитать. Папа мне, конечно, не поверил, но возражать не стал.
По дороге я очень ненавязчиво спросил его про француза Жюля. Папа сказал, что он средней руки коммерсант и собирается открыть в России совместное предприятие по производству крема для лица и крема для обуви.
– А я думал, он приехал за сокровищами, которые его предок в озере утопил.
На это папа ничего не ответил, только как-то странно улыбнулся.
– Слезай, – он остановил машину у ворот. – Не балуйтесь тут без меня. И сокровища не вздумайте искать, очень не советую. – Последние слова он подчеркнул особой интонацией.
– Ты когда приедешь?
– На днях. – И папа уехал.
В библиотеке я первым делом поздоровался с Варварой Петровной, а вторым делом попросил том энциклопедии на букву «л». Полистал, нашел нужную страницу. И тут меня ждало жгучее разочарование.
Оказывается, во Франции этих лье видимо-невидимо. И все разные! Есть какое-то старинное лье, равное 4444,44 м. Есть морское – 5555,55 метра. Еще какое-то было почтовое. Это равнялось 2000 туазов, или 3898 метров. А общинное лье – 4449.
В общем, эти самые лье по своим размерам колебались от трех до шести километров. Как же мы будем отмерять нужный нам размер?
Тяжелый вздох вырвался из моей груди. И привлек внимание заботливой Варвары Петровны.
– Что за трудности, дружок?
– Да вот никак не могу с этими французскими лье разобраться.
– Чего проще! – с готовностью отозвалась она. – Вы доверяете Жюлю Верну? Как автору.
Жюлю Верну – очень, а Жюлю де Фастэну – ни капли.
– На русском языке, – продолжила Варвара Петровна, – его роман о «Наутилусе» называется как?
– «Восемьдесят тысяч километров под водой», – машинально ответил я.
– Ну вот. А на французском – «Двадцать тысяч лье…» Вот и все. Делите первое на второе и получаете правильный ответ. – Наверное, Варвара Петровна до пенсии преподавала в школе, судя по ее манерам разбираться в проблемах.
– Четыре километра, – обрадовал я ее правильным ответом. – Но это все равно приблизительно. А мне нужно точно.
Хорошо, что Варвара Петровна не задала мне очень важный вопрос: а зачем? Вместо этого она легонько шлепнула себя ладошкой по лбу и воскликнула:
– Мы чудаки! У нас же есть здесь живой француз. Уж он-то наверняка знает!
Во-первых, подумалось мне, вряд ли он знает. Уж если он своего родного классика не помнит… А во-вторых, уж у кого-кого, а у него спрашивать про размеры лье – вовсе уж стремно.
Но, видимо, придется. Осторожно и ненавязчиво. Тем более, что сегодня моя очередь плавать с ним в поисках подходящего дуба.
В назначенный час я был на причале и подготовил моторку. «Живой» француз тоже не заставил себя ждать. Его подстегивали и торопили неудачные поиски. Да при этом он делал вид, что ничего-то он не ищет, а просто любуется красотами окружающего озеро леса.
В этот раз мы направились к самому дальнему берегу, где выбегала из лесной чащи березовая роща, в которой тут и там высились могучие деревья.
Жюль взял (для отвода глаз, конечно) фотоаппарат и попросил меня высадить его на берег. Там он – мне из лодки хорошо было видно – бродил от дерева к дереву, высоко задирая ноги в густой траве и делая вид, что снимает на пленку красивые русские дубы.
Вернулся он расстроенный и раздраженный.
– Как много у вас в России деревов на душу населения, – грустно пожаловался он.
– Хватает, – согласился я. – Ведь и озеро громадное. Наверное, сорок лье будет в длину.
– Ну вот еще! – фыркнул француз и прикинул на глазок: – Четыре лье – не больше.
– Не понял, – притворился я.
– По-вашему – километров шестнадцать-семнадцать.
– Все равно не понял.
Жюль посмотрел на меня с сочувствием и пояснил: