— Не знаю… — отвечает Юргита, и глаза ее застилает туманом. — Вокруг столько грязи, хочешь не хочешь, запятнаешься. Если сама убережешься, то другой тебя ею, пролетая мимо, обдаст.
— Ты для меня всегда останешься незапятнанной. Меня не интересует, где, когда и что было. — Даниелюс прижимает к себе ее черноволосую голову. — Пусть тебя не мучат неприятные воспоминания.
Юргита кивает, по-детски шмыгая носом. Как хорошо, когда есть такие крепкие, надежные руки, которые могут обнять тебя, как хорошо, что есть такое преданное сердце! И как трудно умолчать о горькой правде ради того, чтобы оно было спокойным…
— Ах, какая я нехорошая, дорогой мой. Не успел ты ноги согреть, а я уже тебе настроение испортила. В такой день! Ну не эгоистка ли я? Даже не расспросила как следует, чем там все кончилось в Вильнюсе?
……………………………………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………………………………
Даниелюс.
…На этом все мои хлопоты и кончились.Юргита.
Сразу было видно, что вся твоя антиалкогольная затея обречена на провал. Но ты когда-то правильно сказал: лучше что-то делать, даже если знаешь, что провалишься, чем сидеть сложа руки.Даниелюс.
Когда берешься за такое дело, нужно прежде всего руководствоваться разумом, а не чувствами.Юргита.
Ведь были какие-то шансы, что твою инициативу поддержат другие районы.Даниелюс.
Мы слишком хорошо думали. Малдейкис, тот только посмеялся надо мной. АЮргита.
Иначе говоря, инициатива сверху. А с детьми ты виделся?Даниелюс.
Да… Но я сразу об этом не сказал, думал, тебе будет неприятно.Юргита.
Почему? Дети — это часть тебя. А ты ведь весь мой.Даниелюс.
Спасибо, милая.Юргита.
Я думала, что твои дети могли бы стать и нашими, доставлять нам обоим радость и счастье.Даниелюс.
Да нет, вряд ли это возможно.Юргита.
Стряслось что-нибудь?Даниелюс.
Кажется, тех детей у меня больше нет. Я давно чувствовал, что понемногу теряю их, но у меня все-таки теплилась надежда — авось верну их. Хотя бы младшего. Он с самого детства льнул ко мне. Если бы я сразу после развода взял его к себе…Юргита.
Ты упрекаешь меня?..Даниелюс.
Юргита!Юргита.
Да, я виновата, что они лишились отца…Даниелюс.
Ах, не надо, дорогая!..Юргита.
Но и ты виноват, ведь по достоинству не оценил преданность любящей тебя женщины, думал, твои дети будут ей в тягость.Даниелюс.
Что ты! У меня нет никакого основания упрекать тебя. Просто я совершенно замотался… Позавчера я провел с ними весь день, и, представляешь себе, когда я поздно вечером пришел в гостиницу, у меня, честно говоря, было такое впечатление, будто я вернулся с похорон, — я умер для своих мальчиков. Конечно, как отца они меня не похоронили — все-таки вместе прожили не один год, — но мы друг друга не поняли. Фима с гордостью утверждала: это ее дети. Да, она права: теперь они ее дети в полном смысле этого слова. Правда, они меня открыто не презирают, однако смотрят на меня глазами матери. Тот, кто для Фимы ноль без палочки, и для них ноль, а кого она боготворит, на тех и они молятся. Мы исходили полгорода, который я люблю и перед которым преклоняюсь, как перед символом нашего прошлого, настоящего и будущего, и чья история мне дорога, но я ни разу не заметил, чтобы сердца их встрепенулись. Единственный раз они оживились — в универсальном магазине. Там я купил младшему магнитофон новой марки, а старшему — модный вельветовый костюм. Мои дети продолжат род Гиринисов, но этого мне мало. Я хочу, чтобы они дорожили тем, что дорого мне.Юргита.
Может, младший согласится переехать к нам?Даниелюс.
Поздно, поздно…Юргита.
Лютукас, куда ты пропал? Иди сюда. Смотри, какие подарки тебе папа привез! Нет, нет, он тебе еще не все отдал…Даниелюс.
Садись рядом, сынок. Вот где настоящий Гиринис! Одно имя чего стоит — Лютаурас!.. Юргита, милая, прости, что я тебе поплакался в жилетку…Юргита.
Я тебя понимаю, милый.Часть пятая
ТОСКА ПО ТЕНЯМ
I
Лето в самом разгаре. Кусты крушинника над Скардуписом усыпаны зеленоватыми горошинами завязавшихся ягод, а в старых усадьбах колхозного поселка, там, где была деревня Дягимай, цветут липы, от них струится приятный аромат меда, а в ветвях неистовствуют, жужжат пчелы. Пройдет неделя-другая, и зеленая одежда лета выцветет, желтизна пометит поля и посевы, каждый лоскуток, где, кажется, вчера еще весна расправляла свои цветастые крылья.