Диагноз

Езда на машине. На Билла снова нахлынули воспоминания. Они выезжают на скоростное шоссе. Семьдесят пять миль в час. Восемьдесят пять миль в час. Они пролетают мимо других машин так, словно те неподвижно стоят на месте. Задние отражатели несутся навстречу, как автоматные пули, в полуоткрытых окнах неистово свистит ветер. Волосы матери развеваются, левая рука в перчатке лежит на руле, в правой она держит сигарету. Мать разговаривала с ним во время таких поездок. Она специально брала его с собой, чтобы поговорить без помех. Мама любила быструю езду больше всего на свете, и она ездила с сыном, потому что его отец, ее муж, никогда не садился с ней в машину, опасаясь таких немыслимых скоростей. «Когда-нибудь ты сломаешь себе шею». Девяносто миль в час, а она спокойно расспрашивает его о школьных делах, о друзьях и подругах (когда Билл стал старше). Она расспрашивала его обо всем, что происходило в его жизни, потому что не пропускала ни одной детали его жизни, смаковала их. Она была единственным человеком, который умел его слушать. Она одна заставляла его чувствовать, что он чего-то стоит. Она была его духовным лидером, она вселяла в него бодрость и радость. Они кричали изо всех сил, чтобы слышать друг друга сквозь завывание ветра. Он никогда не расспрашивал мать о ее делах. Конечно, он боялся, ему хотелось искать безопасной гавани у отца, но он всегда ездил с матерью, потому что хотел близости с ней, даже когда ему было пятнадцать и шестнадцать лет. Он тянулся к аромату ее духов, к ее живости за рулем, к ее радости, которую она умела получать от жизни и от него, ее сына. С ней у него всегда был шанс. Для нее были характерны сильные симпатии и антипатии. Ничего нейтрального. Она ела горячую помадку прямо из кастрюли, не имея терпения ждать, пока она остынет, чтобы положить ее в мороженое. Ей нравились любые цветы и редко нравились другие женщины. Она ненавидела книги, у нее не хватало терпения днями и неделями сидеть за чтением, она предпочитала хорошие фильмы, смотря которые могла внезапно переходить от слез к неистовому хохоту. Она пела. Могла бы сделать карьеру певицы, но оставила эти планы, выйдя замуж. Когда ей было далеко за сорок, она иногда пела в городском кабаре. Но больше всего на свете она любила скоростные машины и быструю езду. Однажды она купила красный спортивный автомобиль и сразу же, подъехав к дому на большой скорости, врезалась в фонарный столб передней дверцей, взметнув при этом тучу гравия. Она сделала вид, что ничего не случилось, и продолжала в течение года ездить на новой машине с громадной вмятиной в двери.

Сейчас она что-то говорила о погоде в Филадельфии. Самая надежная тема. Ни имен, ни противоречий. Билл кивал, стараясь узнать прежнего человека по модуляциям голоса, по подбору слов, по интонациям и паузам. Кто эта женщина? Каким чудом она оказалась здесь? Не может же его мать сидеть здесь, если она исчезла много лет назад. Ему страшно не хватало матери, его настоящей матери. Билл горел как в огне. Закрыв глаза, он попытался представить себе мать такой, какой она когда-то была, обычно в свитере толстой вязки и иногда с цветком в волосах.

Он поднял веки. Розали во все глаза рассматривала его ноги.

— Ты поранился, — сказала она, — и ездишь в инвалидном кресле.

— Да. — Он посмотрел ей в глаза, пытаясь взглядом вернуть мать. Как он хотел, чтобы она вернулась. Чтобы она вернулась. Он напрягся, стараясь вспомнить, какой она была, что говорила ему, вспомнить разные моменты жизни. Говорить сейчас было бесполезно. Он любил ее и такой, какой она стала. Ему приходилось ее любить. Но он хотел, чтобы она знала это. Хотя нет, зачем ей что-то знать? Надо поехать в ванную и помыться. — Меня парализовало.

«Мама, помоги мне. Помоги мне».

— Очень жаль, молодой человек, — сказала Розали. Она продолжала смотреть на него, на его ноги и сочувственно улыбалась. — Я не могу водить машину, а ты передвигаешься в инвалидной коляске. Какой стыд! — Она вздохнула. — Тед постоянно ломает то руки, то ноги. Не знаю, как он может целыми днями сидеть в своем офисе, но он сидит, а когда приходит домой, то ждет, что с ним будут нянчиться, как с младенцем. Я сказала, что не буду нянчиться с ним, и он надулся. Я не выношу надутых мужчин. Они не похожи на людей.

Это она, вдруг подумал он и с такой силой вцепился в поручни коляски, что побелели костяшки пальцев. Да. Это выражение его матери. «Я не выношу надутых мужчин. Они не похожи на людей». Глаза Билла наполнились слезами. Смущенная и озадаченная Розали отвела взгляд в сторону. Потом он увидел в ее глазах слезы. Она тихо плакала, сама не зная почему.

Снова зазвонили телефоны, отнимая свет и воздух. Как только мать уедет, он все же выдернет из стены все телефонные розетки.

— Это Алекс! — крикнула снизу Мелисса. — Говорит, что не сможет сегодня прочитать твою электронную почту, потому что идет к Брэду. Зачем ты просишь его читать почту? Ему надо делать уроки.