Диагноз доктора Холмса

Для него, всю жизнь строго следившего за соблюдением правил, это было не просто глупостью — это было оскорблением. Дмитрию становилось все сложнее сдерживаться, хотелось высказать ей все, что он о ней думает, и тут он вспомнил совет Анны.

— Да неужели? А разве вы сами безгрешны? Разве то, что сделали вы, дает вам право судить других?

Это был выстрел вслепую, но результат превзошел все ожидания Дмитрия. Инга, до этого бледная, побагровела, сделала шаг назад. Она открыла рот, чтобы ответить, но так и не произнесла ни слова. Повисла пауза, неловкая, напряженная, и следовательница не выдержала первой. Она развернулась на каблуках и направилась прочь из зала.

Дмитрий не брался сказать, что это было и чего он добился. Но теперь, вероятнее всего, жалоб начальству с ее стороны можно не ожидать.

* * *

День выдался непривычно теплым для ноября, и они проводили его в саду возле ее дома, рядом с разожженным на специальной кованой подставке костром. Вокруг них мирно шумел лес, воздух был по-осеннему чистым и свежим; казалось, это просто дружеская встреча или даже свидание. Вот только тема, о которой они были вынуждены говорить, все портила.

— Это ведь маньяк, да? — спросил Леон.

— Несомненно, — кивнула Анна. — Если маньяком ты называешь человека, который получает удовольствие от чужой смерти.

На своей территории она не видела смысла перевоплощаться в кого-то другого. Она встретила его в обычных джинсах и теплом свободном свитере. Тоник постепенно вымывался из ее волос, и, возможно, скоро у Леона появился бы шанс увидеть их истинный цвет. Анна выглядела задумчивой и печальной, но никак не напуганной.

В этот день в ней было что-то непривычно уютное, домашнее, то, что ему хотелось бы видеть рядом с собой всегда. Но Леон, конечно же, не сказал об этом ни слова.

— А ловко он замаскировался! И не подкопаешься…

— Замаскировался? — переспросила Анна. — В смысле?

— Ну, он выставил эти убийства как заказные…

— Они, скорее всего, и были заказными, все на это указывает. Ваши ведь уже обнаружили, что незадолго до исчезновения Увашева Селиванов снял со счета фирмы крупную сумму. Это дело все еще расследуется, но, думаю, рано или поздно найдутся доказательства того, что Селиванов заказал Увашева. Кто заказал Селиванова — уже вопрос. Хотя лично я считаю, что это связано с тем же делом: возможно, он недоплатил, попытался торговаться или еще как-то спровоцировал убийцу. Но в целом это бизнес.

А ведь Леону только начало казаться, что он понимает ситуацию!

— Ты хочешь сказать, что маньяк-убийца действует по заказу? Как такое возможно?

— Тут все просто, — невесело улыбнулась Анна. — Деньги. Золотой телец нравится не только адекватным людям. Это не самое типичное поведение для маньяков, обычно сама суть их преступлений в том, что удовольствие им может доставить только причинение боли. У них нарушена работа головного мозга, центры удовольствия работают не так, как у обычных людей… Но это большинство. Не все, и пласт тех, кому доступны и другие виды удовольствия, довольно велик. Они любят деньги и красивую жизнь, то чувство власти, которое дает богатство, почти так же сильно, как пытки и убийства. Один товарищ в этом плане стал особенно показателен… Он стал легендой.

Теперь Леон догадывался, почему она была такой отрешенной все утро. Он-то считал, что так на нее повлияло обнаружение тела Сони. Но нет, мысли Анны уже унеслись в прошлое, к человеку, которого он не знал, да и не хотел знать, однако обстоятельства заставляли.

— Ну и кто же он? — осведомился Леон.

— Доктор Генри Говард Холмс. Тебе знакомо это имя?

Имя Леон действительно помнил, однако лишь из-за схожести с литературным персонажем и того, что о нем рассказывала Анна.

— Только от тебя — ты как-то упоминала, что его в одно время считали подозреваемым по делу Джека-потрошителя…

— Не совсем так. В год охоты Джека никто не считал его подозреваемым, его собственные преступления еще не были раскрыты. Волну подняли его наследники уже в наши дни. Но Холмсу не нужно было становиться Джеком, чтобы запомниться. Он был первым американским серийным убийцей — и именно он породил последовавшую после моду на серийных убийц, если можно это так назвать. Я имею в виду то отношение к ним, которое существует сегодня. Они легенды, пусть и темные, и чем извращеннее их действия, тем больше к ним внимания. В этом отношении Холмс пользовался не только правом первенства, его запомнили бы, даже если бы он был сто двадцать вторым серийным убийцей в истории. То, что он делал, нельзя было упустить или забыть, но и повторить тоже нельзя — для этого нужен был такой же искаженный ум, как у Холмса. Вот только, боюсь, теперь, спустя сотню лет, нашелся еще один умник…

Леон прекрасно помнил все преступления, связанные с этим делом. Их было всего три, но и трех было достаточно, чтобы понять: за убийствами стоит насквозь больное существо.

— Что, этот Холмс был таким же психом?