Возвратившись в палату, я лег в постель и спрятался от всех под одеяло. Ничего не хотелось… Только пустоты и тишины.
Санитар протрубил отбой и погасил свет. Монах-любовник прочел для всех «Отче наш» и отделение отошло ко сну.
День пятый
Под тонизирующие крики санитарки я открыл глаза. На спинке моей кровати сидел одинокий таракан, который шевелил усами. Оказалось, что у него было пять лап вместо шести. Недолго постояв, тот ломанулся на выход.
— Эй, инвалид, куда стартанул? Эти крики к первой палате не относятся.
Таракан остановился и задумался. Что творилось в его голове по поводу всего происходящего, можно было только догадываться: возможно, он жалел себя или просил справедливости у Бога за такую тяжелую жизнь. Хотя мне кажется, что так могут думать только люди, а для тараканов жизнь конкретна в данную минуту, всё остальное не имеет значения.
Таракан включил полный вперед и скрылся за поворотом. В этот момент появилась санитарка с ведром и шваброй, стала с ворчанием, громыхая ведром, мыть полы. Вот такое у нее было обычное душевное состояние, только на неё всем было абсолютно всё равно. После завтрака в постель, делать было нечего, и я стал разглядывать посетителей VIP — палаты. В своем любимом углу кряхтел Кузнечик, в другом углу методично раскачивался на корточках даунёнок Вася. Глядя на него, можно было точно сказать, что обезьяны — наши предки. Все дауны по натуре добрые и безобидные, просто держали их под присмотром для собственной безопасности в этом диком мире. Рядом с Васей на кровати сидел аутист Санёк. На моей памяти он сказал всего несколько слов. Он был сам по себе, и постоянно слушал свой плеер. Были здесь и буйные, которых привязывали к кроватям и накачивали капельницами. Провинившихся здесь просто держали в воспитательных целях. Те, кто только что поступил в дурку, проходили трёхдневный курс наблюдения и одновременно курс молодого бойца по всем понятиям отделения, чтобы свои понты гражданские отставили. Из постоянных посетителей в дальнем углу сидел Лёха- Бог. Я не помню, что бы его когда-либо выпускали из этой палаты. Слышал, что башня у него потекла еще с Афгана. Он всегда улыбался, и слюни изо рта текли у него ручьем. По этому признаку можно только догадываться, сколько нейролептиков он получал ежедневно. Сейчас он сидел в кровати и что-то писал на разорванной пачке «Прима».
— Леха, чего пишешь?
— Стихи доктору.
— А зачем?
— Я ему всегда пишу, потому что он хороший.
— Так почему же он тебя здесь держит, давно бы уже перевел?
— Потому что моё место здесь.
— Слушай, Лёха, ты же Бог, что ты тут забыл?
— Ты слышал, что Бог везде. А если меня тут не будет, то как же это место без Бога останется.
— Ну, и как тебе тут?
— Так мне везде хорошо.
— Везде, это где? Ты уже из этой палаты несколько лет не выходишь?
— Витек, ну ты же сам прекрасно знаешь, что для того, чтобы быть везде, необязательно куда-то выходить.
Лёха щёлкнул пальцами и мы оказались в плывущей лодке по каналу Венеции. Погода была просто прелесть. Солнечные зайчики играли на волах, а стильный шкипер умело работал веслом.
— Прикольно. Ну, и нравится тебе от колес слюни пузырями пускать?
— Ну, это издержки производства, хотя я как Бог принимаю абсолютно всё и в промысел человеческий не лезу. Не имею права.
— То есть как не имеешь? Ты же это всё создал, так?
Нырнув под арку нависающего моста, мы на миг оказались в темноте. Когда стало проясняться, оказалось, что мы стоим на балконе в вечернем Париже с видом на Эйфелеву башню.
— И что теперь? Когда я всё это создал, я установил закон свободы воли всего сущего. Никто не имеет права его нарушать, даже я, потому что это грех. Кстати, я установил один единственный грех, а всё, что пишут о других грехах, ко мне никакого отношения не имеет. Какие-то паранойяльные они. В натуре всё в этом мире взаимосвязано любовью, и если что-то происходит плохое, то значит, на это есть какая-то причина: то ли за грехи человек ответ несет, то ли урок жизненный получает. Поэтому не суди, и не судим будешь.
— Как же не суди. А всякие маньяки, убийцы, извращенцы? Они что тоже любовью мотивированы?
Постояв на балконе, Мы прошли дверь и очутились в cтогу сена на лугу. Мухи вились вокруг коров и птички щебетали на все лады.
— Витя, понять это логическим умом почти невозможно, тем более, когда сердце наполнено злобой. Могу тебе сказать только то, что у человека есть тело и есть душа. Когда тело умирает, душа из него вылетает и смотрит на свою жизнь с большой надеждой: за сколько она грехов расплатилась и сколько совершила. В этом и заключается смысл жизней на этой планете: учиться мудрости через грехи и осознавание их. Душа рождается в новом теле и учится заново, а ошибки, которые она совершила в этой или других жизнях просто притягивают к себе подобные сюжеты, которые и дают возможность осознать свои деяния. Кстати, самое прикольное в этом то, что душа сама придумывает себе сценарий своей будущей жизни.
— То есть, ты хочешь сказать, что я сам всё это себе прописал?