Диагноз под прикрытием

— Да, еще у меня вопрос… — Так как Андрей Максимович ясно дал мне понять, что хотел бы вернуться к своей работе, я не успела придумать, как половчее вытащить из него откровенное признание про наркотики, поэтому проговорила: — Понимаете, такая ситуация… У моей подруги мать тяжело больна, у нее рак. Несчастная сильно мучается, но ей не помогают таблетки, выписанные врачом. А я знаю, что вы выдаете врачам сильные обезболивающие наподобие оксикорина. Такой препарат невозможно купить ни в одной аптеке, а подруга готова заплатить любые деньги, чтобы облегчить страдания матери. Может, вы поможете как-нибудь? Она, честно, согласна на любую цену!

— Оксикорин, включая другие сильнодействующие обезболивающие, как вы уже знаете, выдаются врачам под личную ответственность. И только врач может производить инъекцию таким препаратом. Вы что, Татьяна Александровна, не знаете, что подобные лекарства вызывают привыкание, подобно сильнодействующим наркотикам? Если выдавать такие препараты больным, разовьется сильная зависимость от лекарства. Пускай ваша подруга вызывает врача во время приступа, и, если тот сочтет нужным, то сделает соответствующую инъекцию.

— Так вы же Лене Стрелковой помогли! — настаивала я. — Я знаю, у нее мать наркоманка, а вы ей препараты доставали!

— Кто вам сказал такую глупость? — Похоже, я все-таки разозлила заведующего. — Либо вас неправильно информировали, либо у вас воображение чересчур богатое и вы любите фантазировать не по делу! И вообще, я не собираюсь вам рассказывать о частных случаях и затрагивать личности пациентов! Или вы не осведомлены о таком понятии, как клятва Гиппократа? Я полагаю, что ответил на все ваши вопросы, больше мне вам нечего сказать. Давайте займемся каждый своими делами, я вам объяснил, что у меня много работы.

Я поняла, что на этом аудиенция закончена.

Продолжать разговор с Андреем Максимовичем бесполезно — я только разозлю его еще сильнее.

По крайней мере, мне удалось выведать, что Ольгу Ивановну понизили в должности за какой-то проступок. Вот только что натворила нынешняя диспетчер? И как бы мне подступиться к этой «черепахе Тортиле»?..

Я вежливо извинилась за причиненное беспокойство, Трубецкой кивнул и, видимо, обрадованный, что я наконец-то оставлю его, попрощался со мной уже не таким сердитым тоном. Я вышла из кабинета и закрыла дверь. Теперь надо приступить к следующему пункту моего сегодняшнего плана…

Покинув кабинет заведующего, я направилась прямиком в диспетчерскую.

Молоденькая Мария, которая мне нравилась куда больше Ольги Ивановны, разговаривала с кем-то по телефону.

Судя по тому, что я услышала, диспетчер передавала очередной адрес.

Я подождала, когда Мария закончит свой разговор, и вошла в кабинет.

— Вы ко мне? — поинтересовалась девушка.

Я кивнула.

— Я только что от Андрея Максимовича, — начала я объяснять девушке. — Он посоветовал мне поговорить с Ольгой Ивановной Мишиной насчет учебы… Вот только я забыла взять номер телефона диспетчера, а завтра, боюсь, ей будет не до разговоров…

— Ничего страшного! — Мария не заподозрила ничего странного в моей просьбе и даже не стала вдаваться в подробности — открыла журнал и сказала: — Вам есть куда записать? Тут даже домашний указан, только думаю, он вам не нужен. Записывайте мобильный…

Я поблагодарила доверчивую девушку и, пожелав ей хорошего дня, поспешила откланяться во избежание лишних расспросов.

Однако Мария даже не подумала о том, что я могу спрашивать телефон Мишиной в своих целях — она попрощалась со мной и уткнулась в экран компьютера.

Я вышла на улицу и, поеживаясь от зябкого, промозглого ветра, набрала номер «черепахи Тортилы».

Трубку сняли почти сразу — похоже, диспетчер не спала днем, а может, выспалась на работе.

— Здравствуйте, Ольга Ивановна! — вежливо начала я. — Вы меня, может, помните? Это Татьяна Иванова, я фельдшером работаю. Вчера первый день дежурила.

— С Дьяковой, что ли? — без намека на учтивость спросила диспетчер. — Кто вам мой номер дал?

— У меня к вам есть разговор. — Я предпочла проигнорировать вопрос Мишиной. — Дело в том, что, мне кажется, я могу вам помочь. Уж извините, но я узнала, что у вас дочка больна, простите, что лезу не в свое дело, но я не могла вам не позвонить. Просто я знаю, как ей можно помочь!

С минуту моя собеседница молчала — наверное, боролась с противоречивыми чувствами: злобой на то, что я откуда-то узнала о ее жизни, и интересом, правду ли я говорю. В конце концов, последнее пересилило, и Мишина, по-прежнему подозрительно, произнесла:

— И чем же вы можете помочь? Уж не знаю, откуда вам известно про мою дочь, но если вы обманываете меня, хотите предложить мне панацею за бешеные деньги, то имейте в виду, я на это не куплюсь! А сразу сообщу Андрею Максимовичу, и он вас за такое безобразие уволит!