Дьякон Кинг-Конг

– Старик. Стрелок. Много пьет. Со всеми знаком.

Сестра Го угрюмо улыбнулась.

– Зачем спрашивать меня? Ваш человек и так его знает.

– Какой наш человек?

Сестра Го склонила голову набок. От того, как склонилось это чудесное лицо, он на миг лишился сил. Казалось, словно его лица вдруг коснулось птичье крыло и повеяло туманным воздухом, будто ему на плечи спорхнула дымка. Его брови поднялись, когда он моргнул в ответ, потом он потупил взгляд. Почувствовал, как дверь к эмоциям, только что с трудом запертая, распахнулась снова. Уставившись в пол, поймал себя на том, что гадает о ее возрасте.

– Коп, который работает у Сосиски, – сказала она.

– Какой еще сосиски?

– Коп, – терпеливо повторила сестра Го, – который работает у Сосиски. В подвальной котельной. Сосиска – старший дворник и кочегар. Вот его помощник. Молодой парнишка. Он из ваших.

– Как Сосиску зовут на самом деле?

Она усмехнулась.

– Что вы меня с толку сбиваете? Мы говорим о вашем человеке. Сосиска – дворник из семнадцатого корпуса. Цветной парнишка, который работает у него… это он спас жизнь Димсу, а не кто-нибудь другой. Здешние и не знают, то ли его благодарить, то ли водой окатить.

Катоха молчал. Сестра Го улыбнулась.

– Все в Козе догадались, что он коп. Вы что же, не знаете своих земляков?

Катоха с трудом сдерживался, чтобы не вылететь пулей из церкви, бегом вернуться в участок и отхлестать капитана по щекам. Он чувствовал себя дураком. Сейчас он просто прибирает за капитаном. Джет, Мистер Первый Черный Все-На-Свете. Да пацану не по зубам работа следователем. Слишком молод. Никакого опыта. Никакой сметки. Ни союзников, ни учителей, кроме разве что Катохи. Капитан настаивал: «В Коз-Хаусес нам нужны негры». Ему что ни отвечай, все как об стенку горох. Что же капитан за дурак такой?

– Пацана перевели в Квинс, – сказал он. – Я рад. Он парень хороший. Я сам его учил.

– Вы поэтому сюда пришли? – спросила сестра Го.

– Нет. Меня попросили принять дело, потому что я знаю округу. Они… хотят прижать этих новых наркодилеров.

Он заметил, как ее выражение слегка изменилось.

– Можно задать личный вопрос? – сказала она.

– Конечно.

– Из-за чего следователь может снова надеть форму патрульного?

– Долгая история, – сказал он. – Как я уже говорил, я здесь вырос. Мне нравится работа. Нравятся люди. Если копы хотят прижать местных наркобаронов, я только обеими руками за.

Сестра Го не смогла полностью скрыть ухмылку, отразившуюся на лице.

– Если так они прижимают, то где-то не там жмут, – сказала она. – Пиджаку уже семьдесят один. Он не наркодилер.

– Мы бы хотели с ним поговорить, – продолжил Катоха.

– Найти его не составит труда. Он дьякон в этой самой церкви. Кое-кто зовет его дьяконом Каффи. Но большинство зовет Пиджаком, потому что он в них любит щеголять. Теперь вы легко узнаете его имя. Больше ничем вам помочь не могу. Мне здесь еще жить.

– Хорошо его знаете?

– Уж двадцать лет. С двадцати восьми.

Катоха быстро подсчитал в уме. «На десять лет моложе меня», – подумал он. Поймал себя на том, что поправляет форму, чтобы скрыть небольшое брюшко.

– Кем он работает? – спросил он.

– В основном подрабатывает. Все понемногу. В какие-то дни трудится в «Алкоголе Иткина». В другие – убирается в подвале. Выносит мусор. Ухаживает за садом у нескольких белых в округе. У него к этому талант. Может сделать с растениями что угодно. Он этим славится. И тем, как пьет. И бейсболом.

Катоха ненадолго задумался.

– Это он судья матчей между вами и Вотч-Хаусес? Тот, кто кричит и обегает все базы?

– Единственный и неповторимый.

Катоха рассмеялся.

– Забавный мужичок. Я иногда видел матчи, когда был в патруле. Там еще был чертовский игрок. Какой-то пацан… лет четырнадцати, что ли. С ума сойти, как бросал мяч.

– Это Димс. Его и подстрелили.

– Да вы шутите.

Она вздохнула и помолчала.

– С двенадцати или тринадцати Димс каждое воскресенье сидел вот на том самом месте, рядом с вами. Пиджак – дьякон Каффи – он был учителем Димса в воскресной школе. И его тренером. И вообще всем на свете. Пока не умерла Хетти. Это его супруга.

«Вот поэтому, – с горечью подумал Катоха, – мне уже пора на покой».

– А что с ней случилось?

– Упала в гавань и утонула. Два года назад. Никто так и не понял почему.

– Как думаете, этот ваш мужик имеет к этому отношение?

– Пиджак мне не мужик. Я за жизнь падала низко, но не настолько. Я замужем. За местным священником.

У Катохи екнуло сердце.

– Ясно, – сказал он.

– Он не имеет никакого отношения к смерти Хетти – это я говорю про Пиджака. Так уж здесь бывает. Больше того, он здесь один из немногих, кто правда любил свою жену.

Сидела она очень спокойно, но в ее прекрасных оливковых глазах были такие глубокие мягкость и боль, что, заглянув в них, он увидел завихрения омутов; представил, будто видит мороженое, надолго забытое на столе для пикника под жарким солнцем. Сожаление лилось из ее глаз ручьями. Казалось, она прямо перед ним рассыпается на части.

Он почувствовал, как краснеет, и отвернулся. Уже хотел промямлить извинение, когда услышал ее: