– Я же говорю, Димс, надо поговорить наедине. Как мужчина с мужчиной. Это про Пиджака…
– В жопу Пиджака, – сказал Димс.
– Он хочет сказать тебе что-то важное! – настаивал Сосиска. – Наедине.
– В жопу его! Катись отсюда на хрен!
– Прояви уважение к старику, а? Что я-то тебе сделал?
Димс быстро соображал, пробегая в уме по списку. Его бригада – у флагштока. Чинк – на месте. Тряпка – на месте. На крышах – пацаны под началом Палки. Шапка здесь с ним, при стволе. Он и сам при стволе. Лампочка… ну, на своем месте, где подальше, не угроза, с ним разберутся позже. Он бросил взгляд на Филлис, которая отряхивала свой очаровательный зад. Она шагнула к пустой фабрике.
– Я ненадолго, – сказала она. – Вы говорите пока.
– Да не, останься.
– Тебе лучше отойти, – сказал ей Сосиска.
– К ней-то не лезь, Сосиска!
– Только на минутку, Димс. Пожалуйста. Удели минутку наедине, а? Богом прошу, парень! Всего минутку!
Уже вконец разъяренный, Димс понизил голос:
– Переходи к делу живо, а то я тебе все коронки повыбиваю.
– Ладно, – промямлил Сосиска. Посмотрел на Филлис, потом сказал: – Сестра Го… помнишь ее?
– Говори уже, сволочь!
– Ну ладно! – Сосиска прочистил горло, пьяно пошатнулся, пытаясь держать себя в руках. – Сегодня Сестра Го заходила в котельную, пока мы с Пиджачком… ну знаешь, выпивали. Она сказала, копы задают много вопросов. От одного она кое-что услышала и передала Пиджаку. Он хочет, чтобы ты об этом узнал.
– Что за «кое-что»?
– Кто-то хочет тебя грохнуть, Димс. Сильно хочет.
– Расскажи, чего я не знаю, старикан.
– Кто-то по имени Гарольд Дин.
Димс цыкнул и обернулся к Шапке.
– Шапка, тащи его отсюда на хер. – Он обернулся и внезапно краем глаза засек движение справа.
Девушка.
Она отступила от него и одним плавным движением скользнула рукой в кожаную куртку, достала короткоствольный смит-вессон 38-го, навела на Шапку и спустила курок. Шапка это заметил и дернулся за пушкой, но не успел. Она завалила его, повернулась к Сосиске, который пятился, и всадила пулю в грудь, отбросив на настил. Затем взяла на мушку Димса.
Димс, стоя на краю причала, скакнул спиной в гавань, как только увидел, как подмигнул смит-вессон. Ударившись о поверхность, почувствовал, как горит ухо, еще не зажившее после выстрела Пиджака, затем его окружили холодные воды Ист-ривер, затем в левой руке взорвалась боль, боль окрасила все тело, которое словно разрывалось на части. Он не сомневался, что остался без левой руки.
Как и большинство детей из Коз-Хаусес, Димс не умел плавать. Избегал грязной гавани и бассейна в жилпроекте, куда ходили в основном белые жители окружающего района и который сторожили копы, гонявшие детишек жилпроекта. Теперь, в реке, он без толку трепыхался и отчаянно тянулся правой рукой в никуда. Наглотавшись воды, он вдруг услышал где-то рядом плеск от чьего-то падения и подумал: «Вот блин, эта сука прыгнула за мной». Тут он снова погрузился под воду и там, во тьме, впервые с самого детства поймал себя на том, что взывает к Богу, просит о помощи, молит: «Пожалуйста, спаси, – глотая еще больше воды и паникуя. – Спаси меня, Господи, и если я не утону… Господи, спаси меня, пожалуйста». Каждый урок воскресной школы, каждая произнесенная за жизнь молитва, каждая боль в его недолгой жизни, каждое причиненное им страдание, что засело в зобу и царапало совесть, вроде жвачки, приклеенной в детстве под скамьей в баптисткой церкви Пяти Концов, как будто взметнулись вихрем, собравшись ожерельем и сжимая горло. Он чувствовал, как течение схватило за ноги, подкинуло к поверхности, где он отчаянно хватанул воздух, потом снова зацепило и уволокло вниз – в этот раз до конца. Он не мог сопротивляться. Чувствовал, как его нежно затягивает течение, и внезапно выдохся и перестал бороться. Почувствовал, как из ног уходят силы, почувствовал, как подступает чернота.
Потом его что-то схватило за куртку и вытащило на воздух. Потянуло назад, кинуло спиной к деревянной свае и там прижало, крепко приперев сильной рукой. Кто бы его ни держал, он сам выбился из дыхания. Тут Димс услышал хриплый шепот: «Ш-ш-ш».
В кромешной тьме он не видел ни зги. Левое плечо горело так скверно, словно его окунули в кислоту. В голове помутнело, по левому предплечью сочилась теплая кровь. Затем прижавшая его хватка на миг ослабла, чтобы перехватить и втянуть под дощатый причал, ближе к берегу. Он чувствовал, как коснулся ногами каменистой почвы. Теперь вода была по шею. Тот, кто его держал, стоял. Димс попытался встать и сам, но не мог пошевелить ногами.
– Господи, – проклокотал он. Ладонь быстро зажала ему рот, к его лицу придвинулось чужое, заговорив где-то над плечом.
– Цыц, – произнес голос.