"Противоположности" в этой сфере остаются неопосредованными, непримиренными, они сталкиваются друг с другом, отталкивают друг друга и остаются теми же самыми метафизическими противоположностями. Поэтому внутри этой сферы невозможно действительное развитие. Здесь от века и навек воспроизводится одно и то же отношение, вечное отношение "потребности" к способам ее удовлетворения.
Поэтому единственно возможная форма перехода к высшему, в лоне которого все абстрактные крайности экономической сферы находят свое разрешение, -- это переход к правовой действительности. Право и предстает как та высшая "конкретность", которая в сфере экономической жизни проявляется как раздробленная на свои абстрактные моменты...
Здесь ясно видно, как Логика Гегеля, его диалектическое, но вместе с тем идеалистическое по своему существу представление о "конкретном" и "абстрактном" служит целям апологетики существующего.
Оборачиваясь в естествознании увековечиванием данного уровня знания о природе, гегелевское представление о социологии дает апологетическое отношение и к экономической форме собственности, и к праву, эту собственность санкционирующему.
Отношение Гегеля к политической экономии стоит рассмотреть пристальнее. Это показательно вдвойне: с одной стороны, именно здесь четко проступает противоположность идеалистической диалектики Гегеля -- материалистической диалектике Маркса, как раз в понимании конкретности, а с другой стороны, не менее ярко проступает тот факт, что идеалистическая диалектика целиком оправдывает метафизический характер мышления классиков буржуазной экономии (Сэя, Смита, Рикардо и др.) и притом тем, что отрицает подлинно диалектический характер самого предмета политической экономии, объявляя его "царством нужды и рассудка", сферой, в которой абстрактно рассудочные определения полностью соответствуют характеру предмета.
Иными словами, идеализм диалектики Гегеля дает в итоге тот же самый конкретно-научный результат, который у Смита, Рикардо и Сэя есть следствие метафизичности их способа исследований...
Что в его подходе прежде всего бросается в глаза?
-- Тот факт, что сфера экономической жизни для него не есть "конкретная" сфера, не есть система взаимодействия людей и вещей, исторически развившаяся и могущая быть понятой как действительно конкретная сфера.
Для него экономика -- только одно из многих проявлений "конкретного духа", то есть абстрактное обнаружение какой-то более высокой природы человека. И это "более высокая" природа, односторонне проявляющаяся также и в виде экономической жизнедеятельности, -- не что иное, как
Поэтому все определения экономики, все категории экономической жизни -- и стоимость, и прибыль, и заработная плата, и все прочее предстают как абстрактные "модусы" разумной воли, как частные, как особые формы ее общественного бытия.
В экономике поэтому разум выступает в такой форме, которая не соответствует его всеобщей природе, а соответствует лишь одному -- лишь одностороннему, абстрактному ее обнаружению.
Конкретная всеобщая воля создает адекватную своей природе форму только в виде государства. Государство и есть по Гегелю конкретная реальность всеобщей воли, обнимающая собой все частные, "особенные", а потому "абстрактные" формы своего же обнаружения, в том числе и экономику, сферу "потребностей", систему "потребностей".
Внутри экономики же всеобщая конкретная субстанция всего человеческого, -- разумная воля, -- выступает крайне односторонне, крайне абстрактно выявляет себя.
Сфера экономической жизнедеятельности людей и не есть поэтому конкретная система взаимодействия людей и вещей, возникшая и развившаяся независимо от воли и сознания индивидов. Она поэтому и не может составить собой предмета особой науки, а может рассматриваться только в системе всеобщих определений разумной воли, то есть внутри философии духа, внутри философии государственного права... Здесь она и выступает как одна из особых сфер деятельности разума, как абстрактная форма разума, действующего в истории.