Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении

Свобода и здесь заключается не в устранении от необходимости, а в сознательном овладении ею. Подлинная "непредубежденность" состоит не в том, чтобы выражать факты вообще без всяких "заранее принятых" понятий, а в том, чтобы выражать их с помощью сознательно усвоенных правильных понятий.

Относительно логических категорий это обстоятельство прекрасно показал в своей критике эмпиризма Энгельс: естествоиспытатель, который кичится своей "свободой" от всяких логических категорий, оказывается в плену самых пошлых представлений о них. Сам он, единолично, "из фактов", образовать их не в состоянии, -- это было бы глупенькой претензией совершить то, что может совершить лишь человечество в его развитии. Поэтому на деле он всегда заимствует логические категории из философии. Вопрос заключается лишь в том, из какой именно: то ли из скверной модной системы, то ли из системы, представляющей собою действительную вершину развития, из системы, основывающейся на исследовании всей истории человеческого мышления и его завоеваний.

Это относится, разумеется, не только к понятиям философской науки. То же самое происходит с категориями любой науки. Человек никогда не начинает мыслить "с самого начала", "прямо из фактов", то есть с позиции питекантропа. Он в самом восприятии эмпирических фактов в мышление пользуется готовыми категориями и понятиями. Вопрос лишь в том, какими именно, как, где и откуда он их усвоил.

Эмпирик, полагающий, что он мыслит только факты, на самом деле всегда "оперирует преимущественно традиционными представлениями, устаревшими, большей частью продуктами мышления своих предшественников".

Эмпирик поэтому легко путает абстракции -- с реальностью, реальность -- с абстракциями, субъективные иллюзии легко принимает за объективные факты, а объективные факты и выражающие их понятия -- за абстракции и иллюзии. С этим связано, в частности, и то обстоятельство, что никто другой не бывает так легковерен в отношении религиозных, спиритических и тому подобных "чудес", как последовательный эмпирик. Как правило, он в виде определений фактов "конкретизирует" ходячие абстракции.

Следовательно, сама "эмпирическая индукция" всегда и везде совершается как процесс конкретизации тех представлений и понятий, с которыми приступают к фактам, -- то есть как "дедукция", как процесс наполнения исходных понятий новыми, более детальными определениями, почерпываемыми из фактов путем абстракции.

Но тут-то и оказывается, что понятия, усвоенные человеком в процессе образования, есть вовсе не пассивный груз в кладовой его памяти, а активнейшая форма, с помощью которой он только и может воспринимать факты в свое сознание. Как таковая, она заранее предопределяет характер тех определений факта, которые получатся в результате, в итоге применения этих понятий к анализу факта.

Химик, встретив новый, незнакомый ему минерал, будет целенаправленно отыскивать при его рассмотрении такие определения, которые обогащают, "конкретизируют" его науку, ту область знания, ту систему понятий, которую он представляет.

Те определения чувственно воспринимаемого факта, которые одновременно не являются новыми определениями понятия, в свете которого рассматривается факт, человек справедливо оставляет без внимания. Так что исходное понятие предопределяет даже отбор чувственно воспринимаемых свойств, -- оценку их как "существенных" или "несущественных" с точки зрения данной науки, данной познавательной задачи и т.д.

Но этого мало. В еще большей степени зависит от исходного понятия научное истолкование этих абстрактно выделенных (в качестве "существенных") чувственно воспринимаемых свойств.

Совершенно ясно, что человек, усвоивший определение, положим, "стоимости" как продукта труда, увидит в "прибыли" также "продукт труда". Если же стоимость является в его представлении выражением "предельной полезности вещи", то он с самого начала будет ориентирован на совершенно иные определения "прибыли". Он абстрагирует в качестве ее определений совсем иные свойства, нежели те, которые проистекают из труда.

Примеров этому можно подобрать совершенно бесконечное количество.

Картезианцы, как известно, опровергали сторонников школы Ньютона аргументами познавательной практики самой этой школы. Ньютонианцы были искренне убеждены, что они обрабатывают эмпирические данные исключительно "индуктивным" методом. Но картезианцы справедливо указывали на тот факт, что никакая "индукция" на свете не в силах обосновать исходных принципов этой школы, -- в частности, положения о реальности "пустоты", как необходимого условия движения частиц.

Никакая индукция, кроме того, не в силах ни опровергнуть, ни подтвердить фундаментального положения ньютонианской физики -- положения о том, что лишь пространственно-геометрические формы чувственно-данного нам мира суть единственно объективные формы бытия вещей и что природа говорит человеку только на языке чисел...